Было бы неправильно включать труды Жозефа де Местра[38] в литературу свободы и достоинства, поскольку он был ярым противником этих принципов, особенно в том виде, в котором они выражены писателями эпохи Просвещения. Тем не менее, выступая против эффективных альтернатив наказанию на том основании, что только наказание оставляет человеку свободу выбора хорошего поведения, эта литература создала потребность в оправдании, мастером которого был де Местр. Вот его аргументы в защиту, возможно, самого ужасного из всех карателей – палача и пыточных дел мастера.

Раздается мрачный сигнал: в дверь стучится ничтожный служитель правосудия и сообщает, что его ожидают. Он отправляется в путь; прибывает на площадь, переполненную взбудораженной толпой. Ему передают узника: или убийцу, или богохульника. Он хватает его, привязывает к горизонтальному кресту; поднимает руку, и наступает ужасная тишина. Не слышно ничего, кроме хруста костей, ломающихся под тяжелым прутом, и воплей жертвы. Затем он развязывает его и несет к колесу; раздробленные конечности закручиваются в спицах; голова свисает, волосы торчат, изо рта, открытого как печь, вырываются лишь несколько бранных слов, которые через определенные промежутки времени становятся мольбой о смерти. И вот палач закончил; его сердце бьется, но это от радости; он аплодирует себе, он говорит себе: «Никто не справился бы лучше меня!» Он спускается и протягивает окровавленную руку, и Закон издалека бросает в нее несколько золотых, которые тот уносит с собой через плотную ограду из людей, отступающих в ужасе. Он садится за стол и ест; затем ложится в постель и засыпает. Просыпаясь на следующий день, он начинает думать о чем-то совершенно отличном от работы, которую делал накануне… Все величие, вся власть, вся дисциплина основаны на палаче. Он – ужас человеческого общества и та нить, которая держит его вместе. Уберите из мира этого непостижимого агента, и в тот же миг порядок уступит место хаосу, троны падут, а общество исчезнет. Бог, который есть источник всякого суверенитета, становится, следовательно, и источником наказания.

Хотя мы больше не прибегаем к пыткам в том мире, который называем «цивилизованным», тем не менее по-прежнему широко используются карательные методы как во внутренних, так и во внешних делах. И, очевидно, по веским причинам. Природа, если не Бог, создала человека так, что им можно управлять. Люди быстро становятся умелыми карателями (если не умелыми контролерами), в то время как альтернативным позитивным мерам научиться нелегко. Необходимость наказания, похоже, подтверждается историей, альтернативные методы угрожают заветным ценностям свободы и достоинства. Поэтому мы продолжаем наказывать и защищать наказание. Современный де Местр мог бы защищать войну в похожих терминах: «Все величие, вся власть, вся дисциплина основаны на солдате. Он – ужас человеческого общества и та нить, которая держит его вместе. Уберите из мира этого непостижимого агента, и в тот же миг порядок уступит место хаосу, правительства падут, а общество исчезнет. Бог, который есть источник всякого суверенитета, становится, следовательно, и источником войны».

Однако есть другие способы, а литература свободы и достоинства не говорит о них.

За исключением случаев физического сдерживания, человек свободен и сохраняет достоинство меньше всего, когда ему угрожает наказание. Следовало бы ожидать, что литература свободы и достоинства выступит против карательных методов, а на самом деле она способствовала их сохранению. Человек, подвергшийся наказанию, не просто менее склонен вести себя определенным образом; как минимум он учится избегать наказания. Некоторые способы сделать это дезадаптивные или невротические, как в случае с так называемыми фрейдовскими динамизмами. Другие включают избегание ситуаций, в которых возникает наказуемое поведение, и совершение поступков, несовместимых с таким поведением. Эти шаги могут предприниматься и чтобы уменьшить вероятность наказания. Однако литература свободы и достоинства возражает против этого как ведущего только к автоматическому добру. При карательных условиях человек свободен вести себя хорошо и заслуживать похвалы, когда делает это. Некарательные условия порождают такое же поведение, но нельзя сказать, что человек свободен, а условия заслуживают похвалы при хорошем поведении. Автономному человеку почти ничего не требуется, чтобы получить похвалу. Он не участвует в моральной борьбе и поэтому не имеет шансов стать нравственным героем или удостоиться внутренних добродетелей.

Наша задача – не поощрять моральную борьбу, не создавать или демонстрировать внутренние добродетели. Она в том, чтобы сделать жизнь менее наказуемой и при этом высвободить время и энергию, затраченные на избегание наказания, для более укрепляющей деятельности. До определенного момента литература свободы и достоинства играла определенную роль в медленном и неустойчивом ослаблении аверсивных характеристик человеческого окружения, включая используемые в намеренном контроле. Однако они сформулировали задачу таким образом, что теперь не могут принять факт: весь контроль осуществляется средой и перейти надо к проектированию лучшей среды, а не лучшего человека.

5. Альтернативы наказанию

Те, кто защищает свободу и достоинство, естественно, не ограничиваются карательными мерами, но к альтернативным вариантам обращаются с опаской и осторожностью. Их защита идеи автономного человека заставляет прибегать к неэффективным мерам, некоторые из которых сейчас и рассмотрим.

Разрешительные меры

В качестве альтернативы наказанию всерьез выдвигается вседозволенность. Контроль не должен осуществляться вообще, автономия человека остается неоспоримой. Если человек ведет себя хорошо, это потому, что он либо врожденно добр, либо способен к самоконтролю. Свобода и достоинство гарантированы. Свободный и добродетельный человек не нуждается в правительстве (оно только развращает), а в условиях анархии он может быть хорошим и достойным восхищения от природы. Ему не нужна строгая религия; он благочестив и ведет себя благочестиво, не следуя правилам, вероятно с помощью прямого мистического опыта. Ему не нужны организованные экономические стимулы; он сам по себе трудолюбив и будет обменивать часть того, чем владеет, с другими на справедливых условиях в соответствии с естественными условиями спроса и предложения. Ему не нужен учитель; он учится потому, что нравится учиться, природное любопытство диктует, что нужно знать. Если жизнь становится слишком сложной или его естественный статус нарушается несчастными случаями или вторжением потенциальных контролеров, у него могут возникнуть личные проблемы, но он найдет собственные решения без помощи психотерапевта.

Разрешительная практика имеет много преимуществ. Они экономят труд по надзору и применению санкций, не вызывают ответных действий, не подвергают практикующего обвинениям в ограничении свободы или уничтожении достоинства. Они оправдывают его, когда дела идут плохо.

Если люди плохо ведут себя по отношению друг к другу в мире вседозволенности, то по причине несовершенства человеческой природы.

Если воюют, когда нет правительства для поддержания порядка, – у них есть агрессивные инстинкты. Если ребенок становится правонарушителем, когда родители не предпринимают никаких усилий, чтобы контролировать его, – он связался с плохими людьми или имеет преступные наклонности.

Однако разрешительные меры – это не меры, а отказ от