– Кр-расотки!

– Ах! Он умеет говорить комплименты! – обрадовались девушки.

Попугай поклонился, кашлянул и развернул крылья, хвастаясь красотой перьев. Стараясь не напугать ни птицу, ни убогих, Клер передала попугая Мине и отошла в сторонку. Пусть наслаждаются подарком. Не так уж им радостно жить здесь взаперти. Да, в этой части дворца есть и оранжерея, и рояль, и все, что нужно для живописи и рукоделия, к девушкам приходят врачи и гости, но Клер прекрасно знала, что это не жизнь.

– Вы очень обрадовали их, ваше величество, – сказала Клер, когда визит кончился и они с Малоуном вышли на свежий воздух. Недавно прошел дождь, было свежо, поздние цветы жасмина рассыпали лепестки по траве, наполняя все тонким, робким ароматом.

– Мне их жаль, – пожал плечами Малоун. Они неторопливо шли по дорожке. Гвардейцы охраны, кажется, переставали дышать, когда государь приближался. Статуи античных героев провожали их слепыми белыми глазами. – Никому не помешают те, кто за него молится.

Молитвы больных и юродивых быстрее доходили до ушей Двоих, все об этом знали. Клер понимающе кивнула.

– Антони и Эвила тоже молятся за вас, ваше величество, – промолвила она. – Они очень вас любят.

Малоун кивнул. Его лицо, хмурое, тяжелое, прорезанное глубокими морщинами, на мгновение прояснилось.

– Скучаю по ним, – признался он. – Иногда хочется забрать их и увезти к морю. Когда-то я хорошо плавал, научил бы их. Покатал бы на лодке, научил бы собирать мидий и жарить на костре…

Клер позволила себе улыбнуться чуть шире, чем в таких случаях требовал этикет. Малоун был хорошим дедом, Антони и Эвила его обожали. Но Клер понимала, что скоро у него могут появиться другие внуки, а ее дети будут лишь бастардами его сына. Постепенно Малоун от них отдалится, на этом все и кончится. Клер будет передавать прошения через государеву канцелярию, если им что-то потребуется, и ждать ответа положенные тридцать дней.

Дорожка вывела их к лестнице. Они неспешно спустились мимо каменных львов к маленькому пруду, увидев их, утки торопливо выбрались на берег в надежде на угощение. На перилах моста сидел ворон, смотрел торжественно и строго, словно это он был настоящим королем здешних мест. Может, это была та самая птица, которую Клер вылечила вчера?

Малоун посмотрел на ворона с такой ненавистью, что Клер вздрогнула.

– Ты будешь фрейлиной ее высочества Лии, – произнес он. Ворон принялся чистить лапой клюв. – Понимаешь почему?

«Потому что вы хотите причинить мне боль», – подумала Клер и предположила:

– Потому что вы не желаете отдалять меня от Эдварда?

– Не только. Дети должны быть рядом с отцом, это верно. Но дело не только в них.

Малоун наклонился, поднял с дорожки камушек и прицельно бросил в ворона. Птица взлетела за мгновение до того, как камень ударил в перила, презрительно каркнула и была такова.

– Как же они меня раздражают, – вздохнул Малоун. – Будь моя воля, я бы отстреливал их всех… Ты будешь ее фрейлиной потому, что мне нужен рядом с принцессой человек, которому я могу доверять. Человек, который будет с ней тогда, когда Эдвард окажется где-нибудь в другом месте.

Улыбка Клер сделалась грустной.

– Не думаю, что она будет доверять мне, ваше величество. Я любовница ее будущего мужа, у нас есть сын и дочь. Вряд ли мы станем подругами. На ее месте я бы точно не захотела этой дружбы.

Должно быть, Малоун совсем не знал женщин, если считал, что принцесса Лия заведет нежные приятельские отношения с той, которая родила двух детей ее мужу. Клер может быть доброй, милой, понимающей и заботливой, но Лия никогда не закроет глаза на Антони и Эвилу. Хорошо, если не будет строить им козни и отстранять от отца.

Впрочем, Эдвард и сам отдалится от них, когда у него появятся дети в законном браке.

– И все-таки вы будете фрейлиной, – сказал Малоун, и Клер поняла, что это приказ. – Принцесса приедет с юга, а наши традиции несколько отличаются от тех, к которым она привыкла в доме своего отца. Вы поможете ей освоиться и сделаете все, чтобы она полюбила вас и считала близким человеком. Мы любим наших наставников.

– Но это ведь не все, – предположила Клер. Малоун слегка качнул головой. Ворон пролетел над деревьями, король проводил его тяжелым взглядом, и Клер показалось, что она увидела ружье у него в руке.

Ей почему-то подумалось, что она поступила правильно, когда помогла раненому ворону. Что однажды эта помощь вернется к ней и ее детям.

– Да, не все. Ты будешь пристально следить за принцессой. Следить и докладывать мне. – Утки поняли, что угощения им не дождаться, и снова направились в пруд. – Стафани сообщил, что Авриль Тисон едет сюда в свите ее высочества. Я, к сожалению, буду вынужден его принять, хотя, если бы ты только знала…

«Я понимаю, – подумала Клер. – Вам хочется взять ваше ружье для охоты на воронов и прострелить ему голову».

Она старалась не думать ни об Авриле Тисоне, ни о заклятии Тени. Она старательно запечатывала мысли, но они возвращались, и тогда по спине пробегал холод, а во рту появлялся железный привкус крови.

Клер лишь кивнула. Она сумела продержаться во дворце так долго не потому, что родила Эдварду двух детей. Она очень хорошо понимала, когда надо молчать, а когда говорить и что именно говорить.

– Да, ваше величество, – глухо сказала Клер. – Я сделаю все, что смогу.

– Вот и замечательно! – Малоун улыбнулся уголком рта. – Спроси, какова будет награда. Я ведь не собираюсь просто так тебя использовать.

Клер не знала.

– Какова же она? И что будет со мной и с детьми? – спросила она, окончательно растерявшись. – Ваше величество, я…

– Ты выйдешь замуж за моего сына, – произнес Малоун. – Я признаю тебя наследницей дома Харш именным указом. Ты будешь женой Эдварда и королевой Дарангвара. Не думаю, что ее высочество Лия останется с нами надолго.

Такого ответа Клер от него не ожидала.

Свенссону казалось, что он плывет.

Он лежал на дне маленькой лодки и слышал плеск воды, негромкое поскрипывание дерева, далекие голоса рыб. Пятна солнечного света метались перед закрытыми глазами.

– Мне надо идти, – прошептал Свенссон, не понимая, куда именно ему надо и зачем. В воздухе плыл запах соли, в голове Свенссона почему-то от него нарастала боль.

«Равена, – подумал он, захлебываясь от тоски и горя. – Равена, дитя мое, такой ли участи я хотел для тебя?»

– Лежите, декан! Лежите уже, ради Двоих!

Лодка исчезла. Свенссон вдруг обнаружил, что уже не лежит, а сидит на кровати, а толстая Эрика надавливает на его плечо, принуждая лечь. В незнакомой комнате царила тьма, едва разгоняемая светом крошечной свечки.