электронной мелодией. Звонили с номера Евы Дмитриевны. «Старый хипстер, наверно, так прикалывается, -подумал Рыжов, – самое время».

– Доброе утро, Фёдор Павлович. Рад вас слышать. Как Ева Дмитриевна?

Услышав имя «Фёдор Павлович», Лиля насупила брови. Насторожилась. Если бы Рыжов внимательнее смотрел ей в лицо, то наверняка прочёл бы в нём некоторое неудовольствие.

– Монин, старик! Ишь ты, догадался! – тем временем раздалось в его трубке, – Еву откачали, спасли. Сегодня ей гораздо лучше, но выписывать не торопятся. Не могут понять, что за хворь. И, наверно, поэтому перестраховываются. Похоже на инфекцию дыхательных путей и на аллергию похоже, а может и вообще что-то женское, гормональное. Короче, деньги тянут.

Гена натянуто улыбался и не сводил глаз с заскучавшей, как ему казалось, Лили.

– Ева крепкая, – продолжал Фёдор Павлович, – выкарабкается. Ты-то сам как? Екатеринбург позади?

Гена задумался, стоит ли всё выкладывать сразу.

– Фёдор Павлович, я с этим отъездом закрутился, забылся, сейчас я деньги переведу. По номеру телефона получится или номер карты скинете?

– Старик, ты меня обидеть хочешь? Ты подумал, я из-за денег звоню?

– Я про долги не забываю. Долг платежом красен.

– Блин, я тебя предупредить звоню, а ты про какие-то долги заладил. Ты Екатеринбург проехал?

Однажды в своём эфире Гена задал вопрос фтизиологу: какой же загадочный зверь сосёт у нас загадочную ложечку? В той передаче много было смешного. Доктор медицинских наук посмеялся и поправил Руфолоса: «под ложечкой» и перенаправил этот вопрос филологу. Сказав от себя: «Ума не приложу, одна из самых загадочных русских поговорок».

И вот Рыжов после слова «предупредить» смог сам отчётливо почувствовать холодные уста этого загадочного зверька и надолго запомнить, где у него самого эта «под ложечкой», и это было не смешно. Лиля опять притихла. Она понимала, что глаза Гены глядят по-прежнему на неё, но теперь они её не видят. Понимала, что он не знает как или просто не хочет отвечать на поставленный ему неудобный вопрос.

– До Екатеринбурга ещё далеко, – негромко сказал Гена в трубку. Потом вспомнил песню про капитана и нашёл в себе силы улыбнуться, – что могло случиться, Фёдор Павлович?

«В самом деле, что? – думала Лиля, – Если у Гены так меняется выражение лица». Слова Карачагова она слышать, естественно, не могла.

– Не поверишь, но вчера днём в кабинете нашего мера отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков принял Гену Поповича.

– Да ну! Быть не может! Веские основания? – Гена заулыбался во весь рот. – И в любом случае, при чём тут я, зачем меня предупреждать? И о чём?

– С основаниями потом разберутся. Пока не очень веские, – тяжело вздохнув, продолжал Фёдор Павлович, – ближе к вечеру полиция была и у меня. Интересовались тобой. Не курьер ли ты? Мы с тобой были последними, с кем он общался перед арестом. Меня тоже подозревают, что мне очень льстит. Обыск был!

Гена залился смехом.

– Собака с милицией приходила?

– Хватит ржать! Тебя в Екатеринбурге должны снять с поезда для досмотра и дачи показаний. Так что если есть от чего, то избавься, пока не поздно.

– Да вы что, Фёдор Павлович? Вы это серьёзно?

– Да мало ли что, – вздохнул Карачагов, – я же понимаю, что деньги не пахнут.

– Ну, знаете…

– Руфулос, не кокетничай. При любом раскладе ноутбук и все твои коммуникаторы отдадут на экспертизу. В лучшем случае вернут к Новому году. Это сколько твоего материала зависнет. Думай. Я, когда ко мне только полиция заявилась, позвонил своему однокласснику, который сейчас замминистра внутренних дел по нашей области. Он взял это дело под контроль, перезвонил мне час назад и популярно объяснил, чего бояться не стоит и от чего лучше поостеречься.

– Это ваш друг надоумил вас с чужого телефона звонить?

– Он сказал со своего телефона с тобой не связываться. Велика вероятность, что мои разговоры будут прослушиваться. Это подразделение имеет такое право.

– А то, что меня с поезда снимут, тоже он?

– Да, да. Намекнул иносказательно.

– Фёдор Павлович, я вас, как говорится, услышал. Мне нужно какое-то время, чтобы эту информацию переварить, – слукавил Руфулос и подмигнул Лиле, – и у меня ещё одно дельце.

– Только недолго. У меня мало времени. Я решил всё-таки ехать, хоть и один. Надо собираться.

– Я перезвоню с другого номера примерно через полчаса. Ок?

Получив утвердительный «Ок», Рыжов поспешил (или лучше сказать – ринулся) к Лиле, заметно раздосадованной словом «дельце». Но досада уже через мгновение сменилась восторгом, когда Гена сказал ей, что решил задержаться. Конечно же, и о Фёдоре Павловиче думать она перестала.

Свидание с Лилей продлилось больше чем на половину суток. И всё это время её подмывало спросить про важный эфир, на который Гена не хотел опаздывать, но она удержала себя, решив эту «i» оставить без точки. После итоговой судороги он прошептал ей:

– Я буду звать тебя, как твоя мама звала тебя в детстве.

– Лялей? – растворяясь в неге и не открывая глаз, переспросила Лиля.

– Лялей.

Фёдор Павлович во время второго разговора с Руфулосом узнав, что тот по-прежнему в Злакограде, чуть было не выпал в осадок (по его собственному выражению).

– Похоже, у меня всё-таки будет хороший попутчик?! – весело проскрипел Карачагов. – Как насчёт владивосточного экспресса в два часа ночи?

– Отлично, – искренне ответил Рыжов, – с удовольствием.

Кстати, Фёдор Павлович примерно через сорок минут после первого разговора с Руфолосом и за несколько секунд до второго с недоумением смотрел на дисплей своего смартфона и думал: «Теперь-то ей чего надо? Всё же открылось. Все точки расставлены. Теперь поводов нет». Под незатейливую музыку меж тем на дисплее светились с улыбочкой четыре буквы, слово: «Дочь)». Карачагов, выйдя из ступора, насколько мог равнодушнее ответил:

– Алло.

Сначала он удивился голосу Рыжова, но вида решил не подавать и после уточнения всех деталей предстоящего путешествия подумал: «Ну а что? Дело молодое».

Билеты для себя и Фёдора Павловича на ночной экспресс «Владивосток – Москва» Рыжов оплатил онлайн.

Почти двенадцать часов влюблённые больше чем на десять минут не отрывались друг от друга, даже когда разговор заходил о научных изысканиях её отца. Надо сказать, что Лиле было абсолютно не интересно, с кем и о чём Гена разговаривал только что, ей хотелось думать, что обстоятельства не могут командовать Геной, что он сам решает, остаться с ней ещё на несколько часов или нет. Ей хотелось думать только о нём, поэтому новость о задержании Вясщезлова скрыть было просто. Москвич давно уже приметил, что Лиля мрачнеет, когда разговор заходит о Поповиче, и решил бесстрашно о нём молчать. И это получалось у Рыжова блестяще.