– Обещаю, – весело улыбнулась она. – Со мнойвсе будет хорошо. А теперь отправляйтесь поскорее к семье, иначе они подумают,будто я ужасно капризная особа!

– Они прекрасно знают, что значит быть доктором. Сталобыть, до завтра! – сказал он, стоя в дверях, и Анна взмахнула рукой напрощание, думая о том, какой это чуткий и добрый человек и какое счастье, чтоона с ним знакома.

Принесенные на следующий день доктором Преображенским стихибыли так хороши, что Анна не могла читать их без слез. Медленно, ненавязчивомолодой врач вводил прелестную танцовщицу в неведомый для нее мир интеллекта,где ничто не сможет сдержать полет вольной мысли. Вот и этим утром он принес ейновый роман. Анна уже успела прочесть начало и за вторым завтраком приняласьего обсуждать. Как и те стихи, что доктор приносил ей прежде, это была одна изсамых любимых им книг, и оба не заметили, как за разговором пролетело время.

Оба не на шутку удивились, когда доктор собрался уходить иобнаружил, что засиделся до четырех часов и – что было совершенно непростительно– заговорил свою пациентку до изнеможения.

– Я не имел права так вас утомлять, – с раскаяниемзаметил он. – Уж кому, как не мне, об этом знать!

– Ничего страшного, – возражала Анна, оченьдовольная их беседой. Ей подали второй завтрак в постель, а доктору накрылималенький столик у нее в спальне.

– Я был бы рад, если бы вы сейчас заснули, –говорил врач, поудобнее устраивая пациентку в кровати и поправляя ей подушки.Конечно, все это могла бы сделать сиделка, но ему было приятно самому ухаживатьза больной. – Постарайтесь как следует выспаться. Сегодня я обедаю водворце и по пути домой загляну сюда еще раз. Надеюсь, вам не станетхуже. – Он проверял ее состояние каждый вечер, и Анна не могла не оценитьтакую заботу. Эти вечерние визиты помогали ей выпутаться из сетей тоски,одолевавшей ее вместе с подступающими сумерками.

– Буду рада вас видеть, – заверила она, изпоследних сил перебарывая дремоту.

Доктор погасил свет, на цыпочках прошел к двери и с порогаобернулся еще раз. Анна лежала, закрыв глаза, и уже крепко спала в ту минуту,когда он выходил из домика. Она не проснулась до самого обеда.

Первое, что она увидела, открыв глаза, – детскийрисунок. Сиделка сказала, что заходил Алексей, но не стал ее будить и оставилрисунок. Он изобразил Анну во время ее смешных уроков плавания прошлым летом.Как и большинство мальчишек в его возрасте, он любил шутки и розыгрыши. Инисколько не стеснялся в обществе Анны, ведь она была ровесницей его сестрам.

Больная уже доела поданный на обед суп и пила чай, когдадоктор Преображенский заглянул к ней по пути домой из Александровского дворца.Он пребывал в приподнятом настроении и с охотой рассказывал, как прошел обед.Несколько раз в неделю его непременно приглашали отобедать с императорскимсемейством – если уж на то пошло, он чаще обедал во дворце, чем дома.

– Это чудесные, удивительные люди, – с чувствомповторял врач. Он давно был верным поклонником и императора, иимператрицы. – На них лежит столь огромная ответственность – непосильный,тяжкий груз! А теперь, когда в мире полыхает война, он стал во сто краттяжелее! Во всех больших городах неспокойно, начались волнения. Не говоря уже отом страхе, который внушает им здоровье Алексея. – Угроза погибнуть отгемофилии висела над цесаревичем с самого рождения, и оттого при нем постоянноприходилось держать врача. Доктор Преображенский находился возле наследникапрактически безотлучно, хотя и делил свои обязанности с доктором Боткиным.

– Наверное, вам тоже приходится нелегко, –тихонько промолвила Анна, – ведь вы почти не бываете дома, с близкими вамлюдьми. – Ей уже было известно, что доктор Преображенский был женат наангличанке и имел двух сыновей: двенадцати и четырнадцати лет.

– Их величества относятся ко мне с пониманием. Они чрезвычайнодобры и при каждом удобном случае приглашают во дворец Мери. Но она никогда неприезжает. Она предпочитает оставаться дома, заниматься с мальчиками или простосидеть за вышивкой. Ее совершенно не интересуют ни моя работа, ни люди, скоторыми мне приходится общаться.

А вот это никак не укладывалось у Анны в голове – стоилоподумать о его пациентах. Вряд ли их можно было назвать обычными людьми. Аннане могла отделаться от ощущения, что жена доктора Преображенского попростуревнует его к царской семье. Ей не верилось в то, что молодая женщина можетдобровольно стать отшельницей. Возможно, она слишком стеснительна и не способнапреодолеть робость?

– Ко всему прочему она практически не знает русскогоязыка и оттого беспомощна. Но не желает утруждать себя учебой. – Доктор нестал уточнять, что в этом нежелании крылась причина их постоянных давнихспоров. Сетования на Мери перед Анной не делают чести его уму и сердцу, хотятрудно было представить двух более непохожих женщин. Одна так и лучилась энергиейи жаждой жизни, тогда как другая только и знала, что жаловалась и казаласьусталой, разочарованной и недовольной.

А на Анну не подействовал даже ужасный недуг. Онапо-прежнему была очаровательна, и никто не мог устоять перед ее кротким,открытым нравом. Для самой же Анны каждая новая беседа с докторомПреображенским становилась настоящим откровением. Она никогда не общалась смолодыми людьми, кроме ее одноклассников по балетной школе и партнеров посцене, у нее не было приятелей-мужчин или кавалеров, в которых можно быловлюбиться. Единственными знакомыми мужчинами по-прежнему оставались отец ибратья, да и тех она почти не видела. Им так редко удавалось ее навещать!Братья приезжали в Санкт-Петербург на ее премьеры раз в год, да и отец ненамного чаще. Почти все свое время и силы они отдавали службе в армии.

А с Николаем Преображенским Анна чувствовала себя совершеннопо-другому. Он стал ее близким другом, с которым так приятно поговорить. Онапростодушно призналась ему в этом, и доктор явно был очень польщен. Ему такжедоставляли удовольствие эти беседы и возможность поделиться своими чувствами поповоду любимых стихов и книг. Честно говоря, ему импонировали многие ее черты,однако он также относил это на счет приятельских, дружеских отношений. Он дажехотел поделиться этим с Мери – когда Анна была еще совсем больна, Николаймельком упоминал ее имя. Он рассказал жене, что его вызвали в балетную школу ктанцовщице, умирающей от гриппа. Но Мери ни разу не поинтересовалась, что жестало с этой танцовщицей, и со временем ему совсем расхотелось о ней говорить.В некотором смысле так было проще – держать ново-обретенную дружбу в тайне отостальных.

Конечно, в прежнее время об этом не могло быть и речи,однако после пятнадцати лет совместной жизни доктор успел убедиться, что неимеет ни желания, ни сил рассказывать Мери о своей работе и друзьях. Егопопытки общаться натыкались на слишком откровенное, непробиваемое равнодушие. Впоследние годы они почти не разговаривали. Несколько лет назад, когда Меривдруг засобиралась обратно в Англию, Николаю пришлось пережить немало тяжелыхминут. Он не желал расставаться с женой и тем более отправлять своих сыновей вчастную школу. Он хотел, чтобы близкие ему люди оставались рядом, вместе с ним.Но со временем Мери перестала даже сердиться на его несговорчивость. Оназамкнулась в себе и была ко всему безразлична. Правда, жена никогда не упускалавозможности лишний раз напомнить о том, как она ненавидит Россию инеобходимость жить в этой стране. Вот почему общество живой, непосредственнойАнны стало такой желанной отдушиной. Эта девушка никогда ни о чем не жалела ине сетовала на свою совсем не легкую жизнь. Она готова была любить эту жизньтакой, какая она есть, и считала себя вполне счастливой.