Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мисс Кимо не видела, что сделал Остин. Она помогала группе школьников, сидящих в другом конце класса. За каждым из трех круглых столов сидело по четыре ученика. Всего двенадцать. На самом деле вовсе не предполагалось, что они будут работать в группах, но все пытались повторять друг за другом. Вновь и вновь Исаак не мог удержаться, чтобы не смотреть на Ожившую Куклу, которая сидела за одним из дальних столов. Девочку с застывшей, казалось, улыбкой и не сходящим румянцем на щеках. Она всегда надевала красивые пышные платья, а на Солнечно-золотые волосы завязывала большой бант им в цвет. В первый день платье было красным, во второй — оранжевым, а сегодня — шмелиным желтым. Банты и платья изо дня в день превращали ее в радугу.
Мисс Кимо записывала на доске и одновременно говорила: «Я купила помидоров на два доллара пятьдесят семь центов, сколько я получу сдачи, если я заплатила три доллара?» Она пошла между столами, слушая, как скользят монеты — ШШШррр — белые, белые руки за спиной — ШШШШррр — наблюдая, как дети отсчитывают мелочь в скопления монет — ШШШШШрррр. Она была белой, как самый правдоподобный оживший снеговик, какой только можно представить. А еще у нее были длинный нос и черные глаза.
Мисс Кимо была Снежной Королевой.
— Хорошо, Исаак, — сказала она, остановившись возле него.
Хотя она была красивой, как Снеговик, из-за ее холода Исаак весь дрожал изнутри. Он не поднимал головы, изучая свое созвездие монет. Оно напоминала могучего коня с серебряным телом и медными крыльями.
— Молодец, Марко, — сказала мисс Кимо.
Она поплыла в сторону Остина.
— Остин. Три цента.
— Ой, — сказал он. — Утырок… я хотел сказать Исаак, забрал у меня одну монету, — добавил он. Он ткнул пальцем прямо в лицо Исааку.
— Это правда? — выдохнула учительница.
— Нет, нет, мисс.
Она перевела взгляд на Марко.
— Марко?
Он посмотрел на Остина, на Исаака.
На Остина.
На Исаака.
На Остина.
На Исаака.
— Он взяла монету, — сказал Марко, указав пальцем прямо в лицо Остину.
Теперь они образовали Разорванный треугольник Вины.
Мисс Кимо протянула ладонь со смерзшимися пальцами-сосульками.
Какое-то мгновение казалось, что Остин вот-вот выскочит из класса, но потом он вздохнул и достал монету, положив ее поверх ледяного покрова.
Ее ладонь свернулась в снежок.
— Зайдешь ко мне после уроков, Остин, — сказала она и направилась проверять созвездия за оставшимися двумя столами.
Остин медленно поворачивал голову к Исааку. Он остановился, когда их глаза встретились. Исаак опустил глаза на крылатого коня.
— Эй, — позвал Остин.
— Что? — спросил Исаак, не отводя глаза от металлического существа и мечтая, чтоб оно ожило и защитило его.
— Ты заложил меня, как крыса.
— Неа, — ответил он, хихикнув, совсем тихо, потому что Остин напоминал крысу — два его передних зуба прикусывали опухшую нижнюю губу. Его темно-русые волосы, похожие на мех, были прилизаны книзу.
Остин уже был Заложенной Крысой.
— Что смешного? — спросил Остин. — У меня были планы. Теперь они поменялись. Я тебе устрою…
Марко молчал. Когда Исаак взглянул в его выпученные глаза, он знал, что больше помощи ждать не стоит. Он не винил Марко. Остин — это страшная Крыса, да еще наверняка больная. Марко был единственным, с кем он общался до настоящего момента. Он был хорошим, лучше мисс Кимо-Снеговика. Но он также напоминал Исааку букашку-мокрицу и то, как они себя ведут, так что сейчас Марко просто свернулся в клубок, испугавшись своего храброго поступка.
* * *
— А теперь оглянись, Исаак, — сказала мисс Кимо.
Он терпеть не мог, когда она выделяла его подобным образом, но обвел глазами комнату, словно заранее знал, о чем она говорит. У него выступила испарина от того, что весь класс повернулся к нему, включая Заложенную Крысу в лице Остина.
— Ты видишь, что перед тобой класс самобытных художников, — продолжала она.
Большую часть стен украшали рисунки цветными карандашами или красками — человечки из палочек или овалов занимались спортом, поглощали пиццу и вплывали в кинотеатр. У некоторых не было рук, лишь ладошки, торчащие из плеч, будто чахлые крылья, бесполезные для полета, у девчонок выделялись ярко-красные улыбающиеся рты, как у клоунов. Неплохие рисунки, подумал Исаак. Куда сумасброднее выглядели работы над доской, какие-то орнаменты и пятна невразумительной цветовой гаммы, бессмысленные по содержанию. Картины Бессмыслицы. Ему они не нравились.
— Всегда прекрасно украшать комнату тем, что делает наш класс уникальным. Я до сих пор храню многие шедевры своих бывших учеников, — сказала она. — И сегодня я хочу, чтобы мы до конца урока нарисовали портреты семьи. Семьи очень важны.
Дети уже кинулись вырывать друг у друга коробки с карандашами и фломастерами. Они выхватывали лучшие цвета и большие коробки со встроенными точилками, но ему было наплевать. Он вообще не был уверен, хочет ли рисовать.
Когда Исаак добрался до полки, на ней остались лишь зеленый, коричневый, желтый и синий карандаши, да еще черный фломастер. Он взял один лист бумаги с высокого белого стеллажа и вернулся на место.
Уставился на лист и смотрел на него несколько минут. Он не обращал никакого внимания на стоящий вокруг галдеж Самобыдлых художников. Марко сидел тихо. Он сел рядом с Исааком, но до сих пор так и не приступил к работе, лишь выставив тонкие руки с оливковым загаром из невидимого панциря, чтобы можно было нарисовать маму, папу, Марко в больших очках и двух старших братьев.
Лист стал белой прямоугольной дырой на столе. Почувствовав студеный бриз присутствия мисс Кимо за спиной, Исаак во избежание проблем заставил себя начать. Несколько зигзагов зеленым карандашом внизу листа подразумевали траву. Он всё еще ощущал холод вокруг себя. Разорванный Треугольник Вины коричневого цвета почти посередине был крышей его нового дома. Коричневый квадрат под ним — фасад, а небольшой коричневый прямоугольник в его центре — дверь с точкой внутри и сбоку, подразумевающей ручку. Мурашки бегали у него по коже. Расплывчатые