только бы от опротивевшего дождя укрыться и огонь развести. Но обниматься не пришлось. Внутри было восхитительно сухо и почти пусто.

Почти…

Хозяин нашелся сразу же: чистенький, ни доли гниющей плоти, скелет. А вот одежка на нем была хоть старая, поношенная, но ни на волосок не истлевшая, будто только надетая, так что умер он явно не столь давно.

Волхв.

Кого ж еще боги вместе с мясом и кровью забирают…

– Прости, что тревожу, жрец, – прошептала Фира, обходя скелет по широкой дуге и углубляясь в пещеру. – Тебе сей дом уже без надобности, а у меня дело важное.

Естественно, скелет не ответил. Фира поразмыслила, мешки у дальней стены сбросила и, вернувшись, со всей бережностью, на какую была способна, оттащила его в сторону. Ни единой косточки не обронила.

– Прости, жрец, – повинилась еще раз, – боюсь наступить на тебя впотьмах.

И лишь после этого позволила себе присесть и к стене привалиться, кажется, сей же миг лишившись чувств, а очнулась уже в тех самых «потьмах» от лютого холода.

Ночь не пожалела Фиру: тело ее задеревенело, руки и ноги отказывались гнуться, а хворое колено распухло и вспыхивало огнем при любой попытке пошевелиться. Мокрые тряпки, конечно же, и не подумали обсохнуть и теперь, противные, ледяные, еще отчаяннее льнули к коже.

Зато внутренних сил прибавилось, это Фира сразу ощутила: как гудит кровь от вернувшихся чар, как светлеет в пещере, потому что глаза колдовством полнятся.

Она застонала, потянулась и забросила искру в выложенный недалече каменный круг с охапкой хвороста.

– Спасибо, жрец, за очаг.

Мертвый волхв, как и прежде, хранил молчание.

Занялся огонь, затрещали сучья, зазмеился по пещере дымок. Фира сначала завороженно на языки пламени смотрела, потом спохватилась, встряхнулась через боль и к важному приступила.

Рукам и голове дело нужно, чтоб не лезли мысли нехорошие, не бередили душу.

Например, о Сивушке… о том, как не уберегла ее, под стрелу подставила. Или о собственной гордыне: с чего Фира вообще взяла, что сдюжит такой поход? Верно, посмеялись боги, на ее потуги глядя, и щелкнули по носу, так что и сотни верст не прошла, а уже переломалась вся. А еще о Людмиле… что, может, и она не так крепка, как думалось, и вдруг изменит ее Навь, искорежит, исковеркает…

Нет, размышлять о таком точно не стоило, а вот обсушиться, ногу подлатать и поесть надо было как можно скорее. И пусть бегут по щекам слезы, ничего, иссякнут скоро… Сколько в одной девке может таиться тех слез?

Заботы внезапно увлекли. Да и жевать хлеб в теплых сухих портках и рубахе да с залеченным и перетянутым онучью коленом было куда приятнее. Фира даже платье с косой в порядок привела, свернула заново и убрала в чистый мешок, найденный среди нехитрых пожитков волхва.

– Не краду, жрец, – заверила она безмолвный скелет, – одалживаю. И расплачусь за приют сполна. Пока неведомо мне, как принято с такими, как ты, прощаться. Но я вернусь и костям твоим подарю покой.

Почудилось или нет, но будто дрогнула пещера, принимая клятву.

Страшнее всего было гусли доставать, но они сверкнули в свете костра начищенными боками, новенькими струнами тренькнули, и Фира выдохнула.

Чудеса, да и только. В гриднице всего-то на пол упали и раскололись, а тут столько бились о камни и землю, в реке плавали, в мокром мешке тухли – и ни царапинки.

Фира щипнула струны раз-другой, провела пальцем от первой до последней и, наконец поверив, что не привиделось ей, сунула гусли в тот же волхвов мешок.

Вот и все, нечего больше собирать.

Шелом из реки она так и не выловила, нагрудник в лесу сбросила, шапкой Борькиной грязные, покоричневевшие огрызки волос прикрыла, а в мятель закуталась и у огня улеглась, надеясь еще подремать.

Хорошо, что не уснула, тогда бы не услышала шаги уверенные, под которыми хлюпала влажная земля, и голос:

– Есть кто живой?

Голос настолько знакомый, что и не поверилось сразу. А потом, когда повторился вопрос, такой страх ее обуял, что Фира и раздумывать не стала. Села, в плащ поглубже зарылась, локти оттопырила, чтоб пошире казаться, и велела костру:

– Тсс.

Послушное чарам пламя к камням прижалось, затаилось, лишь мелкие язычки все еще пробегали по догорающим веткам, и в их слабом мерцании тени сделались большими, мутными, почитай, всю пещеру заполонив. Фира надеялась, что и за ее спиной дрожит силуэт не тощего мальчишки, а волхва могучего.

– Эй! Прости за тревогу, старик, позволь у огня обогреться, – снова заговорил гость, и она застонала мысленно, теперь уже не сомневаясь: это точно Руслан, как всегда, на выводы скорый…

Как? Зачем? Почему из всех возможных мест именно здесь он очутился?

Фира прокашлялась, помычала, пробуя, получится ли изобразить голос пониже, но не успела откликнуться – Руслан, пригнувшись, уже ступил в пещеру.

– Здравствуй, отец, прими гостя ночного.

И пошагал прямиком к костру, но Фира руку искрящуюся перед собой выставила, прохрипела:

– Стой. – А потом разглядела пальцы свои: тонкие, девичьи – и снова в мятель завернулась.

Благо замер Руслан, как было велено. Покачнулся на пятках, почесал затылок и шелом, что под мышкой держал, перехватил покрепче.

– Не думал, что и впрямь тебя тут найду, – пробормотал с кривой усмешкой, – так что рад, рад… Не серчаю даже на эдакую грубость.

«Еще бы ты серчал, – возмутилась про себя Фира, – в чужой-то дом ввалившись…»

Сама-то она, конечно, тоже явилась гостем незваным, но хотя бы сразу увидела, что хозяин мертв. Руслан же на «хозяина» прямо сейчас глядел и не смущался даже.

– Чего нужно? – выдавила она.

Получилось сипло и хоть резко, зато точно по-мужски.

– Даже присесть не предложишь? – вскинул брови Руслан.

Выглядел он… прекрасно. По крайней мере, совсем не походил на Фиру, грязную, избитую, какой она ступила на этот порог после того же самого пути. Да, судя по волосам потемневшим, что из хвоста выбились и к щекам липли, дождь Руслана стороной не обошел. Блестел от влаги колонтарь золотой с лучистым солнышком на груди; капало на пол с огромных ножен на поясе, да помрачнел, повис неказистой тряпкой за спиною алый плащ.

Но, похоже, засим мытарства князя и закончились.

– Чего нужно?! – повторила Фира, и обида с гневом силу голосу добавили, так что взвился он эхом под пещерный свод, о камень ударился и осыпался на Руслана отзвуками.

– Прости, отец, не хотел ярить тебя, – спохватился тот, впрочем, явно совсем не испугавшись. – Помощь мне нужна, совет высший. Ты ведь волхв?

Фира еще больше колени и локти расставила, стремясь и себя, и тень свою расширить, а потом на костерок шикнула, чарами посыл приправила – и повалил из круга дым едкий, заходил кольцами по пещере, зрение туманя.

Чем меньше разглядит Руслан, тем оно вернее будет…

– И что? – не стала она отвечать прямо и закашлялась, в наказание будто.

Или просто дыму напустила многовато…

– Вот вижу, дым тебе служит белый, чистый. – Руслан тоже разок кашлянул, но в остальном словно и не мешала ему завеса. – Подскажи же, кто дымом черным повелевает? Кто с ним явиться может куда угодно и растворяется без следа, человека выкрав?

Фира могла бы соврать. Могла бы отправить его в неведомые дали искать невиданных чудовищ и с собственной тенью сражаться, но встреча с Рогдаем слишком многое ей открыла… Смерть по пятам неслась и в любой миг прибрать ее к рукам была готова. Кто тогда спасет Людмилу?

Фарлаф, который теперь, верно, упивался в Нижгородской корчме?

Княжеские храбры и Финн, которого Фира сама убедила потянуть время?

Рогдай, незнамо зачем вообще покинувший детинец? Разве что он, как и братец, мечтал перед Владимиром выслужиться и заодно с соперниками расправиться, но мыслил ли вообще за Людмилой идти? Зачем им всем жена чужая сдалась?

Так что да, Фира могла соврать, но не стала. Ежели удастся Руслану в Навь пробраться и супругу вызволить, кому от того плохо?

– Тварь навья, – ответила Фира.

– Ведьма! – воскликнул в дыму Руслан, и она закатила глаза.

Баран упертый!

– Не всякая ведьма Нави служит, а жить там и вовсе ни одна не способна, только рядышком.

– Кто ж тогда? – с подозрением спросил Руслан, и голос его будто бы куда ближе, чем прежде, прозвучал.

– Колдуны темные, чернокнижники. Вот кто