Никого не спас,

А ведь жил он в первый

И последний раз.

Был отцом и мужем

И — судьбой гоним —

Больше всех был нужен

Лишь родным своим…

У трубы виднелась темная фигура, сидевшая верхом на коньке,как на лошади.

— Твой-то опять надрывается, — лениво сказалСварог бесшумно появившейся рядом Маре.

— Я вот в него сейчас чем-нибудь попаду… —безжалостно заявила сподвижница.

Сварог фыркнул. Обитавший неподалеку юный уличный певец,сосед лишенного наследства восемнадцатого герцога Номера, положил глаз на Мару(отчего-то очаровавшую его даже в своем новом облике, не столь уж и прекрасном)и регулярно угощал серенадами.

— Сейчас я его…

— Отставить, — сказал Сварог. — Традициятакая, терпеть нужно…

От него осталась

Жажда быть собой,

Медленная старость,

Замкнутая боль.

Неживая сила,

Блики на воде.

А еще — могила.

Он не знает, где…

— И так тошно, а тут еще тоску наводит…

— Помолчи-ка, — сказал Сварог,насторожившись. — Видишь?

— Что?

— Вон, левее, прямо над мостом…

— Ничего там нет, — уверенно сказала Мара.

Сварог протер глаза, поморщился:

— Ну как же нет? Что-то вроде орла.

— Ничего я там не вижу.

Сварог не настаивал. Однако был уверен, что ему нисколечконе почудилось: над городом, очень низко, кружили уже три огромных черных птицы,почти не шевеливших крыльями, подобно парящим орлам, временами заслонялидалекие огни домов, уличные фонари. И летали они, не выбираясь за пределыоцепленной зоны…

— Нет там ничего, — пожала плечами Мара. —Пошли спать, а?

— Пошли, — сказал он решительно.

И подумал: нет, пора отсюда убираться, такие собаки и такиептицы ничего хорошего не сулят…

Харчевня именовалась без особых претензий — «Кошка икастрюля». Кошек, помимо той, что на вывеске, обнаружилось целых три —зажравшихся до того, что они дремали под столами, брезгливо игнорируя брошенныеим в приступе пьяной любви к животным мясные останки.

Мара легонько придавила одной хвост носком башмака, но таоткрыла один глаз, лениво вытянула хвост из-под подошвы и вновь задремала.

— Не мучай животное, — мельком заметил Сварог безособой укоризны.

— Настоящая кошка должна быть зверем. — Маранацелилась на кошачий хвост уже каблуком. — А эта…

— Если она заорет, привлечешь к нам внимание.

Вот это моментально подействовало, и Мара унялась. Сварогглянул на распахнутую дверь — отец Калеб все не появлялся, а пора бы… Ввалиласькомпания, еще с порога заоравшая, что вина им нужно много, а вот закуска вовсеи не обязательна. Судя по гильдейским бляхам, явились речники топить в чаркегоре — «Кошка и кастрюля» располагалась неподалеку от одного из портов, ипопавшие в кольцо блокады речные суда обязаны были встать на мертвый якорь, апаромы — прервать сообщение меж берегами. По этой причине речной народ пил сутра до вечера, но в обличении властей не поднимался выше Речного департамента,августейшую особу не затрагивая, — в любом порту хватало шпиков.

Сварог думал о своем — пытался понять, почему их с Маройбросили. Какие бы там сложные интриги ни плелись среди правящей верхушки, онине объясняли бездействия и деликатности Гаудина, столь несвойственныхначальнику тайной полиции, особенно в столь серьезном деле. Гаудин уже долженбыл знать о призраке, подменившем принцессу. Мог бы и направить связного, могбы помочь. Противники Гаудина были владетельными особами, но их люди оставалисьшпионами-любителями, а у Гаудина имелась в руках Контора. Как показываетисторический опыт, Контора побивает в три хода дилетантов любого ранга…

Поневоле подворачивалась невеселая, но веская гипотеза —Гаудину сейчас не до земной тверди, что бы эпохальное там ни происходило. Натверди небесной случилось нечто столь серьезное и важное, что лихая компанияСварога обречена на автономное плавание. Вульгарно говоря, наверху шерсть летитклочьями. Так частенько случается, стоит юной императрице надолго увлечься сильванскимиохотами — впрочем, придворные баталии с тем же успехом разыгрываются и вотсутствие старого и сурового, собаку съевшего на кознях и интригах монарха…

Что, если точнехонько так все и обстоит? При этой мыслистало невероятно неуютно. Но он браво плюнул под стол — благо нравы грязнойхарчевни дозволяли — и подумал, что уж если его за тридцать с лишним лет несмогли угробить в обители развитого социализма, здесь и подавно не слопают,подавятся…

— Ты что это под стол плюешь, барон? — спросилаМара.

— Придумал, как организовать ситуацию, когда всемстанет не до облавы и не до нас.

— Как?

Сварог сначала выдержал полную многозначительноститеатральную паузу, с опаской оглянулся на ближайшего соседа — объевшегося итеперь сонно выбирающего из бороды крошки — и добился-таки своего: Мара тожеобвела зал тревожным взглядом, прикидывая, кто может прятать камень за пазухойпротив них. Теперь было можно:

— Поджигаем королевский дворец. Со всех восьми концов.

— Лихо, — Мара посмотрела на него суважением. — Только мне придется изрядно повозиться, чтобы состряпать«слезы дракона». Есть такой горючий состав. Даже на воде полыхает так, чтолюбо-дорого. Значит… Смолы немерено здесь же, в порту, пробежаться по аптекампошлем Паколета, нашатыря на Бараглае полно у любого алхимика…

— Да погоди ты, — сказал Сварог. — Я жешутил.

— Да? А план не столь уж наивен. Послушай, если и всамом деле…

Сварога спасло появление отца Калеба, одетого арматоромсредней руки. Харчевня, хоть и захудалая, делилась на две половины: «пьяную» и«деловую». В первой вино трескали ради самого процесса, а во второй —потягивали, обсуждая дела. Сварог обосновался в «деловой», где разговорышепотом были в порядке вещей, и те, кто беседовал, сдвинув над столом головы,выглядели не заговорщиками, а совершенно приличными людьми — например,контрабандистами, а то и «ночными рыбаками».[1]

— Братья согласились вам помочь, — сказал отецКалеб. — Однако должен предупредить: к вам до сих пор питают некотороенедоверие, причины которого мне непонятны…