Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После московских переговоров, несмотря на прозвучавшие резкие замечания в свой адрес, равнозначные прямым обвинениям в симпатиях к реформаторским силам в Чехословакии, Тито и его окружение не отказались от дальнейших контактов с чехословацкими коммунистами и поддержки их политики. В ходе визита в ЧССР в мае 1968 г. министр иностранных дел СФРЮ Марко Никезич озвучил перед чешским коллегой Иржи Гаеком уверенность своего правительства, что происходящие в Чехословакии процессы будут способствовать укреплению ее внутреннего и международного положения и что чехословацкое руководство способно эффективно разрешить стоящие перед страной проблемы[115]. Учитывая, что летом 1968 г. Москва пыталась консолидировать страны «социалистического лагеря» на основе идеи приостановки любыми средствами развивавшихся в Чехословакии процессов, указанная выше позиция Белграда и его активность вызывали раздражение советской стороны. В начале июля всем европейским компартиям была разослана очередная информация о ситуации в Чехословакии. Югославское руководство в ответном письме призвало не драматизировать отдельные негативные явления в стране и предупредило, что любые политические акции извне, которые можно было бы рассматривать как попытки воздействовать на КПЧ или ограничить суверенитет ЧССР, могут лишь усилить влияние реакционных сил. Тито, находившийся в то время в Египте, в интервью крупнейшей ежедневной газете «Аль-Ахрам» 12 июля отметил: он не верит, что в СССР есть недальновидные люди, готовые прибегнуть к силе для решения внутренних проблем в Чехословакии[116]. Вскоре Миялко Тодорович, второй человек в югославской партийной иерархии, через посла ЧССР в СФРЮ Л. Шимовича передал послание чехословацкому руководству, в котором говорилось о несогласии с советской позицией по Чехословакии и о поддержке группы Александра Дубчека. Советская реакция на югославские заявления была довольно острой: 17 июля Брежнев на заседании ЦК КПСС заявил, что югославское руководство поощряет активные действия правых сил в Чехословакии[117]. Вернувшийся в Москву в конце июля югославский посол Добривое Видич готовился выполнить поручение Тито – подтвердить югославскую позицию, изложенную в конце апреля в Кремле, однако не смог получить аудиенцию у секретаря ЦК КПСС К. Ф. Катушева. Принявший его член ЦК Ф. Д. Кулаков, сообщив о своем разочаровании в Дубчеке, подчеркнул, что Чехословакией управляют сионисты, желающие восстановления в стране западной общественной модели[118].
Допуская возможность вторжения в Чехословакию армий стран Варшавского договора, Тито все-таки надеялся, что это не произойдет. Последнюю попытку скорректировать курс чехословацких коммунистов он предпринял 10–11 августа, когда в составе делегации в течение двух дней вел в Праге соответствующие беседы с руководством КПЧ. Югославский лидер пытался убедить чехословацких руководителей принять решительные меры против оппозиционных и антисоциалистических сил, блокировать их планы введения многопартийной системы в стране, подчеркивал важность сохранения решающей роли компартии, борьбы с провокаторами и хулиганами, выходящими на улицы с антисоциалистическими лозунгами[119]. Югославская делегация изложила свою точку зрения по вопросу о праве каждой социалистической страны на собственный путь развития, отвечающий их специфическим условиям, при обязательном условии, что такой выбор не должен вести к ухудшению отношений с СССР и социалистическими странами[120]. Для Тито было важно в эти критические дни сообщить советскому руководству о результатах переговоров в Праге. Член делегации Тодорович, беседуя 14 августа в Белграде с советским послом И. А. Бенедиктовым, постарался убедить советского дипломата в том, что руководство КПЧ во главе с Дубчеком контролирует ситуацию и добилось, несмотря на активность экстремистских мелкобуржуазных сил, единства значительной части населения, а правительство стало объединяющим национальным центром. Тодорович отметил, что в ходе визита в ЧССР югославы действовали в соответствии с тем планом, который был согласован во время апрельской встречи Тито с советским руководством в Москве и преследовал цель создать условия для консолидации чехословацкого общества. Посол, возражая Тодоровичу, указал на усиление антисоциалистических сил, которые находятся «под влиянием зарубежных центров и последовательно проводят политику отстранения коммунистов от власти и возврата к буржуазной демократии и капиталистическому порядку»[121].
Спустя неделю, 21 августа, войска пяти социалистических стран вступили в Чехословакию. Интервенция была встречена в Югославии с возмущением. В тот же день последовали заявление Тито и сообщение Президиума и Исполкома СКЮ, осуждающие вторжение, а 22 августа – заявление Союзного исполнительного веча (правительства). 22 августа в Белграде состоялся митинг солидарности с Чехословакией, на котором выступил Тодорович. В стране прошли многочисленные протестные манифестации с участием партийных функционеров разного уровня. Вполне предсказуемая реакция югославов сопровождалась реанимированием старой темы защиты независимости и суверенитета Югославии. Об этом говорил, в частности, Тито, выступая на заседании Президиума СКЮ. Как и 20 лет назад, в 1948 г., руководство страны было серьезно озабочено возможностью интервенции со стороны отдельных соседних стран «народной демократии», в частности Болгарии. Москва отреагировала быстро и резко. Запросивший о срочной встрече с Тито посол Бенедиктов 30 августа был принят в резиденции югославского президента, где присутствовал Тодорович. Посол, читая текст в своем блокноте, начал с осуждения недружественной позиции Югославии и антисоветской пропагандистской кампании в СМИ, направленной против «помощи» СССР, Польши, ГДР, Болгарии и Венгрии социалистическому общественному строю в ЧССР. Тито прервал посла оставшимся без ответа вопросом: «Они оказали помощь? Какую помощь?» Бенедиктов продолжил изложение причин, которые привели к решению о вводе войск, отметив, среди прочего, что речь шла о «крупном заговоре международной реакции против социализма в Чехословакии и социализма в целом». В основе советского заявления лежало обвинение Югославии в солидарности и поддержке антисоциалистических сил в Чехословакии. Тито назвал обвинение лживым, подчеркнув, что югославское руководство оказывало поддержку КПЧ и рабочему классу Чехословакии[122]. Посол в своем обширном изложении сравнил «антисоветскую» позицию Югославии с позицией «империалистических стран, ведущих войну против вьетнамского народа», и подчеркнул, что последствия такой политики ложатся на Югославию и «могут пагубно отразиться на советско-югославских отношениях». В заключение он сообщил, что, доведя текст заявления до сведения югославов, выполнил распоряжение ЦК КПСС[123]. Возмущенный Тито не выбирал выражений, характеризуя сказанное послом как «тошнотворную ложь», и, в свою очередь, подверг жесткой критике политику Москвы и ее сателлитов в чехословацком вопросе. По его словам, человеку в здравом уме не понять, как можно было решиться на такой страшный шаг, представляющий прямую атаку на интересы социализма, шаг, который будет иметь далеко идущие негативные последствия. Он сравнил нападки на Югославию с событиями 1948 г., подчеркнув, что происходящее сейчас еще хуже. Тито отметил, что Москва послушалась плохих советчиков, таких как Ульбрихт и Живков, преследующих собственные интересы. Он напомнил также, что неоднократно предупреждал советское руководство о необходимости разрядить обстановку в Чехословакии только политическими методами, исключая силовой вариант[124]. По словам Тито,