class="p1">Столь же кратко рассказал о своем пребывании в Белграде и сам Видич заведующему Четвертым европейским отделом МИД СССР С. Т. Аставину, в ведение которого входили отношения с СФРЮ. Посол не вышел за рамки того, что уже было известно советской стороне от Вуколича. Однако в информации Видича имелась одна особенность: он обратил внимание Аставина на то, что был единственным участником совещания, встречавшимся и с Тито, и с Никезичем. Сообщив об этом, Видич попросил оказать содействие в организации приема у секретарей ЦК КПСС К. Т. Мазурова («для информации об имевших место консультациях с югославскими послами в Белграде и о полученных директивах в области развития экономических связей с Советским Союзом») и К. Ф. Катушева (чтобы «проинформировать его о вопросах, которые затрагивались во время бесед в ЦК СКЮ (тт. Тодоровичем и Диздаревичем) с югославскими послами»). Видич рассчитывал, что эти встречи могут быть проведены до пятницы следующей недели, когда он вновь улетал в Белград для участия в работе пленума ЦК СКЮ. Видич дал понять, что после пленума рассчитывает уйти в отпуск и вернется в Москву между 15 и 20 августа. Аставин немедленно выполнил просьбу посла, направив два первых экземпляра сделанной им записи беседы в секретариаты Мазурова и Катушева[137].

Исследователям не известна реакция советского руководства на просьбу Видича. Есть основания предполагать, что, скорее всего, она была проигнорирована и указанные советские деятели с послом не встретились. (Записи бесед запрашиваемых Видичем встреч до настоящего времени не обнаружены ни в доступных исследователям фондах российских архивов, ни в архивах Сербии или других постъюгославских государств.) В Белград 9 июля по решению Политбюро ЦК КПСС была передана лишь информация об оценках ситуации в ЧССР. В таком случае не следует исключать, что именно игнорирование просьбы Видича решающим образом повлияло на то, что официальный Белград несколькими днями позже предпринял довольно неожиданный ход – опубликовал в центральной печати выдержки из интервью Тито египетской газете «Аль-Ахрам», предостерегавшие советское руководство от силовых действий в Чехословакии[138].

Обращает на себя внимание тот факт, что в советских документах того времени, предназначенных «для внутреннего пользования», СКЮ и РКП были отнесены ко второму эшелону союзников Москвы, наряду с компартиями Кореи и Вьетнама, а Тито упомянут в одном ряду с Чаушеску. Это свидетельствовало о снижении значения Белграда для Кремля как союзника во внешних делах, в отличие от 1967 г., когда Тито постоянно упоминался в ближнем круге руководителей союзных СССР стран. В направленной в Белград пространной информации содержалась емкая формулировка с оценкой положения в ЧССР: «Становится совершенно очевидным, что на карту поставлен коренной вопрос – быть или не быть Чехословакии социалистической. Нельзя не видеть, что распоясавшаяся контрреволюция отбирает у КПЧ одну позицию за другой, создавая плацдарм для решающего наступления, которое может погубить социалистический строй в Чехословакии». Авторы текста предупреждали, что советская сторона считает своей задачей «бдительно следить за обстановкой и быть готовыми к любому повороту событий», и призывали лидеров СКЮ «предпринять… необходимые шаги в поддержку завоеваний социализма в этой стране»[139].

В Белграде были озабочены обращением участников варшавского совещания руководителей пяти партий («пятерки») к чехословацким реформаторам. В современной сербской историографии справедливо отмечено, что сложившаяся ситуация в связи с отказом Дубчека приехать в Варшаву напомнила югославам о событиях в июне 1948 г. перед вторым совещанием Коминформа, на котором руководство КПЮ было осуждено заочно. Тито и его соратники тогда отказались прибыть в Бухарест, считая, что вместо равноправного обсуждения делегация КПЮ станет объектом односторонних обвинений[140].

Принципиальная позиция официального Белграда, уже высказанная Тито 29 апреля в Москве, была, в соответствии с рекомендациями Видича от 1 июля, обоснована в «Ответе на информацию ЦК КПСС от 12 июля». Вечером 14 июля югославский ответ был доведен Никезичем до сведения советника-посланника П. С. Кузнецова. Утром 15 июля с югославским ответом был ознакомлен и посол Бенедиктов[141]. 19 июля, после одобрения текста на пленуме ЦК СКЮ ответ югославов был опубликован в печати[142].

Советские дипломаты ознакомились с ответом ЦК СКЮ, зная о публикации в центральных югославских СМИ 14 июля фрагмента из упомянутого выше интервью Тито египетской газете «Аль-Ахрам» по поводу будущего чехословацких реформ и советского взгляда на их перспективы. Газета «Борба», официальное общеюгославское ежедневное издание, опубликовала его на первой полосе под заголовком «Тито: социализму в Чехословакии ничто не угрожает». Ключевой для выражения югославской позиции стала фраза: «Я не верю в то, что в Советском Союзе найдутся близорукие люди, которые для решения внутренних вопросов в Чехословакии воспользуются политикой силы». 20 июля в СМИ был опубликован уже полный текст интервью Тито. В частности, на двух первых полосах белградской газеты «Политика», массового ежедневного издания, пытавшегося сохранять имидж гражданского и непартийного СМИ, этот материал был помещен под заголовком «Является абсолютно ошибочным вмешательство одной или нескольких стран во внутренние дела другой страны»[143]. Вслед за этим югославы окончательно определились с необходимостью поездки Тито в Прагу, согласовав проект чехословацко-югославского коммюнике по ее итогам. Таким образом, Белград продолжил свой курс на усиление открытой поддержки чехословацких реформаторов.

Из доступных к настоящему времени материалов известно, что советская официальная реакция на публикацию была внешне спокойной. В одной из бесед, 17 июля, советник-посланник Кузнецов, в те дни временный поверенный в делах СССР в Белграде (Бенедиктов вылетел в Москву), уточнил у помощника Никезича С. Феича, обсуждался ли чехословацкий вопрос во время переговоров Тито и Насера. Ответ Феича, что эта тема на переговорах не поднималась[144], казалось, удовлетворил советскую сторону.

Если судить по соответствующим югославским документам этого периода, отношения Москвы и Белграда в последующие недели перешли в фазу ограниченных контактов. Югославы рассчитывали избежать осложнений во взаимоотношениях сторон из-за «чехословацкого вопроса». Тем не менее именно желанием югославов продолжить диалог с Москвой можно объяснить спешное возвращение в советскую столицу Видича сразу же после консультаций с Тито 24 июля[145] (как уже отмечалось выше, 9 июля югославский посол предупреждал Аставина, что вернется из Белграда только после отпуска, в 20-х числах августа). Что касается утверждения зарубежной историографии о намеренном ограничении советским руководством контактов с Белградом и понижении статуса их участников, то оно представляется небесспорным. Ключевое для некоторых исследователей донесение Видича о намеренном (здесь и далее курсив мой. – А. Е.) отказе секретаря ЦК КПСС Катушева принять его по возвращении в Москву («удалось встретиться лишь с функционером ЦК Федором Кулаковым»[146]) нуждается в дополнительной проработке. Не следует исключать того, что не