Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он галантно откланялся, даже не пытаясь поцеловать мне руку. Своеобразный тест на правдивость легенды прошёл. Лина Хельда предупредила, что современные бессалийские студенты всячески сторонятся некоторых требований этикета. Протестуют против устоев. Что ж, бунтарям в моей школе всегда рады.
— Тёмных ночей, — попрощалась с ним я и села обратно за стол.
От Марко остался приятный шлейф. Чистый, ароматный. Совершенно не испорченный алчностью, гневом или брезгливостью. Кажется, он действительно не имел ничего против провинциального трактира. Был готов терпеть любые неудобства ради науки. Такие люди мне импонировали больше всего.
— Учёный, — прошептала я. — Какой молодой…
— Не нравится он мне, — пробурчал кто-то из коридора.
Проклятье, я так заикой стану! Поднимать голову не хотелось, я скосила глаза. Силуэт Сокола в чёрном мундире клана было ни с чем не спутать. Лучший убийца опирался плечом об косяк и что-то прятал за спиной.
— Вы предвзяты, — холодно ответила я.
— Отнюдь. Сирая по-прежнему не видит его сущности и даже лица. Это более чем подозрительно.
— Глупости, — я всё-таки откинулась на спинку кресла и чуть не задела рукавом букет. — Есть редкий дар, блокирующий чужие способности. Защитная плёнка на всё тело.
— Выдумки, — передразнил мой тон Сокол, — бабушкины сказки.
Куда он смотрел? Явно мимо меня. И чёрным перцем гнева несло так, что всю атмосферу в кабинете портило. Странно.
— Что-то не так? — заёрзала я в кресле. — Говорите, я должна знать правду.
Если ему удалось что-то откопать…
— Кто подарил вам букет? — выпалил охранник.
Я обернулась и зацепилась взглядом за розы. Так вот в чём дело? Соколу не нравилось, что кто-то оказывал мне знаки внимания. Кто-то, кроме него.
— Красивый, да? — я втянула воздух носом, надеясь почувствовать запах ревности.
Но нет, лучшего убийцу не проймёт даже, если он застанет меня наедине с другим мужчиной. Только гнев, что кто-то его опередил. Только демонов чёрный перец! — Марко заходил. Вы знали, что он любит литературу? Невероятно эрудированный молодой человек.
Любой нормальный бабник на его месте фыркнул бы и закатил глаза, а потом начал меряться достоинствами. Ненавязчиво так и профессионально обесценивая соперника. Что-то вроде: “На книжных знаниях далеко не уедешь. Вот мой верный меч…” Но Сокол ещё больше разозлился. Медленно вздохнул и сжал кулак. Вторую руку из-за спины не вынимал. Святые боги, да что у него там?
— Таких в клане называют хитровышморганными.
— Неужели, — округлила я глаза. — Кто бы мог подумать?
— Да, лина Амелия, — он вдруг вытянул спину и встал ко мне боком. — Я тоже не мог представить, что вы похожи на большинство женщин. Любите пыль в глаза. Букет вопиюще безвкусен. Та девочка, которую я знал, любила ромашки.
Боги! Приёмный сын Магнуса вспомнил, что стояло у нас в доме во всех вазах. Простенькие белые венчики на пушистых ножках.
— Их любила мама, — с болью ответила я. Со дна души поднималось всё, что я мечтала похоронить. — Отец рвал их в память о ней.
Я не знала её. Мама умерла, когда мне исполнился год. Сильную и красивую женщину унесла таинственная болезнь. Отец так и не оправился от горя. Мачехи у меня не было.
— Прости, — вдруг попросил Сокол, забыв, что мы на “вы”. — Я — чурбан бесчувственный. Только что хотел выбросить, но теперь рука не поднимается. Прими в память о лине Глории.
Он шагнул в кабинет и положил на кресло для посетителей букет ромашек, перевязанный белой лентой. Тех самых. Как-то резко стало не до ревности и ухаживаний мужчин. Я закрыла лицо руками, а когда очнулась, Сокол уже ушёл.
Ромашки остались.
Такие же белые, как розы, но совсем с другим привкусом.
Горечь утраты, сожаление.
Предки, неужели вы исполнили моё желание так быстро? Лучший убийца клана больше ко мне не подойдет? Его чувства угасли, едва разгоревшись? Всё кончено?
Совесть беспощадно грызла меня. Нелепое стечение обстоятельств, привлёкшее в мой кабинет сразу два букета, тяжёлым камнем висело на шее. Сокол мог подумать, что я специально подговорила Марко прийти именно сейчас. Разыграла спектакль. Вчера разрешила ухаживать за собой, а сегодня вот так щёлкнула по носу. Конечно, лучший убийца разозлился. Имел право хлопнуть дверью и не вспоминать об идеале, громко рухнувшем с пьедестала. “Та девочка, которую я знал”.
Так, стоп. Она выросла вообще-то! И не виновата в том, что за ней годами никто не ухаживал, а в одно не самое доброе утро явились сразу два мужчины!
— Хватит, — простонала я, убрала важные бумаги в сейф и вышла из кабинета.
Лучший способ забыть о несложившихся отношениях — загрузить себя работой.
Люди Гордея почти закончили ремонт, и я мысленно похвалила себя за правильное решение. Как выяснилось, золото мотивировало куда лучше, чем долгие уговоры и просьбы подойти к выполнению задания со всем пониманием.
Слава предкам, воспитательницы в моей школе были не такими закостенелыми. Они даже радовались тому, как быстро строители перестали ходить с постными лицами по детским спальням.
— Ясного неба, — поздоровалась Анна, встречая меня на пороге старого приюта. — А мы вас заждались. Тут такой аврал, мы с ума сходим!
— Что стряслось? — спросила я, забирая у неё Дэвида.
Ему не нравилось сидеть на руках, но стоило отпустить на пол, сбегал. Да так быстро, что ловить приходилось всей школой. Он считал салочки забавной игрой. Справедливо считал, но нам было весело только в первые десять минут.
— Новенькие, — вздохнула воспитательница. — Отказались от еды. Младшие проплакала всю ночь и всё утро. И бессалийские малыши сами на себя не похожи. Я попросила Невила посидеть с Эмиром, пока водила в купальню девочек. И знаете что? Наш всегда спокойный мальчик устроил форменную истерику. Ужас, что было! Я из подвала прибежала. Думала, что-то случилось. А он просто сидел на полу и рыдал в три ручья!
Анну переполняли эмоции. Страх, озадаченность и усталость. Даже злость лишь скромно пряталась за ними. У меня голова закружилась от обилия ароматов. Приют пропитался страданием. Нужно было успокоить воспитательницу словами: “Всё пройдёт. Период адаптации всегда такой сложный. Эмоции новеньких заражают тех, кто к приюту давно привык. Особенно малыши любят подхватывать эстафету дурного настроения. Один заголосит и все ему подвывают, а потом также дружно успокаиваются”. Но ситуация с беспричинной истерикой Эмира действительно странная. Что-то пошло не так.