– Простите, не знала, что у вас гости. Добрый день всем, кого не видела. С тобой, Катя, мы сегодня утром разговаривали.

– Ну не грех, Лена, и еще раз поздороваться, – улыбнулась моя клиентка.

Вошедшая покосилась на меня, я поклонился.

– Рад встрече.

– Куртку-то скинь, – пробурчал хозяин. – Чего в верхней одежде в дом влетела?

– Так я на секунду всего, – начала оправдываться гостья, снимая пуховик.

– Ой, Лена, глянь, ты пуловер испачкала… – всплеснула руками Катя. – Вот жалость! И на рукавах, и на спине бордовые пятна, как от варенья.

– Ну и фиг с ними, одежда домашняя, не в гости в ней ходить, – беспечно отмахнулась Елена. – Дядя Фил, вы уж зайдите к нам поскорей, а?

– Через десять минут буду, – пообещал дед.

– Эй, есть кто живой? – закричал с улицы голос. – Где тут Советское? Выйдите на секунду, найти не можем.

– Во! Уже вторые за пять минут, – ухмыльнулся Ветров.

– Ой, надоели! – рассердилась Лена. – И раньше эти Советские путали, и теперь так же. Голова у начальников есть? Не могли чего другое придумать?

– Филипп Петрович сказал: «Советское с Советской перепутали». Это что, какая-то местная шутка? – удивился я, когда мы вышли на улицу.

Екатерина улыбнулась.

– Бойск на моих глазах рос. Город поглощал соседние деревеньки и сначала «съел» те, что на берегу реки Тараканки стояли, потом за старое шоссе пополз. Раньше на дороге, которая из села Вершинино вела, дом призраков огибала, был перекресток. Если направо свернуть, попадали в поселок Советское, а ежели налево, то в деревню Советская. Вот кто так близлежащие населенные пункты назвать ухитрился? Из-за пары букв все путались. Почтальон вечно не туда почту таскал, и «Скорая» с пожарными частенько вместо поселка Советское в деревню Советская рулили. К тому же там и там главная улица носила имя Ленина. Представляете, какая неразбериха творилась? Советское, в смысле поселок, и деревня Советская давно с Бойском слились, улицы Ленина переименовали. Угадайте, что получилось?

Я засмеялся.

– Обе стали Советскими?

Катя усмехнулась:

– Почти в точку. Теперь там микрорайон Советский и квартал Советское. Вроде в девяностом году, когда еще коммунисты сильны были, эти названия дали. И опять народ мается. Даже местные иногда путают, а уж посторонние так и вовсе мучаются. Советское, вон оно, рукой подать отсюда, дорога к нему по правому берегу Тараканки ведет. А Советский на другом конце Бойска, микрорайон на левом берегу речки. Попьете у меня чаю на дорожку?

– С удовольствием, – согласился я. – Но сначала хочется побеседовать с Марфой Горкиной. Может, она про каких недругов отца Дионисия вспомнит? А с Елизаветой Брякиной пообщаться точно не выйдет?

– Не стоит рассчитывать, что Лиза хоть слово вымолвит, – вздохнула Екатерина. – Даже в дом не пустит. А Марфа… Тут все зависит от того, в каком она настроении окажется. Иногда любезней ее нет на свете человека, но порой она на злую собаку похожа. Я понимаю, каково ей в жизни пришлось, а вот остальные ругаются с ней. Видите ярко-голубой домик? Марфа с Леной там живут. Но давайте сначала я вас покормлю, наверное, вы есть хотите. Марфа от вас не убежит. К тому же бабулька, чем ближе к ночи, тем благостнее делается. Филипп Петрович считает, что старшая Горкина больной прикидывается, чтоб дочка от нее не отходила. Ну, не знаю, может, действительно так. Крестный любит Елену как родную дочь, дяде Филу обидно, что она в клубе в кабинете сидит, на старой машинке печатает, а не в оперном театре выступает. У нее и правда талант к пению огромный, голос великолепный.

Мирно беседуя, мы вошли в избу Екатерины. Хозяйка ввела меня в большую комнату, и я ахнул.

– Вот это библиотека!

– Надо было дом священника освободить для нового батюшки, – вздохнула Катя, – и я папины книги к себе забрала. Отец сделал большое общедоступное книгохранилище, а после его смерти библиотекарь ко мне подошла и попросила личное собрание батюшки тоже туда передать. Но мне, честно говоря, жалко. Папа всю жизнь собирал книги, в Москву в магазины ездил, из всех паломнических поездок тома тащил. Читал много, пометки делал. И еще тут есть книги, которые ранее принадлежали отцу Владимиру. Матушка Ирина их папе подарила. Хотите, посмотрите библиотеку, пока я поесть соберу?

Я обрадовался.

– С огромным удовольствием. Вы видите перед собой самозабвенного книгочея.

– Вы бы с папой нашли общий язык, – улыбнулась Сидорова и ушла.

Я подошел к стеллажам, стал изучать книги и минут через десять удивился. Создавалось впечатление, что библиотеку составлял глубоко верующий человек, который то ли приобрел у букинистов, то ли получил в наследство от родителей духовную литературу. На правом стеллаже стояли тома в старых кожаных переплетах, многие из них были выпущены в девятнадцатом столетии. Здесь были жития святых, произведения богословов, литература по истории, философии. Чуть ниже теснились издания начала прошлого века, в основном двадцатых годов. А вот в шкафу, который стоял слева, был другой набор – «Православие для начинающих», «Библия для детей», «Катехизис», «Как вести себя в храме» и тому подобное.

Я с недоумением взирал на эти книги. Иосиф Сталин, учившийся в духовной семинарии, не особо любил священников, коммунисты отвергали религию, разрушали храмы, в СССР практически перестали выпускать духовную литературу. Поэтому отсутствие в собрании отца Владимира изданий тридцатых-сороковых-пятидесятых годов вполне объяснимо. Правда одну книгу, на которой стояла дата «1951», я все же обнаружил. В ней рассказывалось о том, как священники воевали против фашистов. А вот изданий шестидесятых нет вообще. Хрущев ненавидел, как он говорил, «толстобрюхих попов», при Никите Сергеевиче монастыри и церкви закрывались все подряд. Пришедший ему на смену Брежнев оказался более лоялен, поэтому в правление Леонида Ильича верующие получили возможность покупать то, что можно назвать духовной пищей. Книги, которые сейчас стояли передо мной, были выпущены в тысяча девятьсот восемьдесят первом году, в царствование этого генсека.

– Катя, – крикнул я, – когда ваш папенька получил приход в Бойске?

– Когда я родилась, – ответила из кухни хозяйка, – в восемьдесят шестом.

Я взял «Библию для детей» и начал ее перелистывать. Значит, в восемьдесят первом в храме еще служил отец Владимир, который любил труды историков и философов. Дочерей-сыновей, а значит, и внуков у священника не было. Зачем ему «Библия для детей»? Хотя, может, этот и другие подобные тома предназначались для воскресной школы?

Я подошел к проему, за которым начиналась зона кухни.

– Катя, Филипп Петрович сказал, что отец Владимир последние годы перед смертью сильно болел. Это так?

Хозяйка накрыла заварочный чайник тряпичной куклой.