Пирог оказался вкусным, чай Катя заварила так, как я люблю, мы поговорили о музыке. Потом хозяйка стала убирать со стола, пообещав:

– Сейчас посуду помою и отведу вас к Марфе.

Я остался в гостиной один и подошел к полке, на которой стояла художественная литература. Теодор Драйзер, Джек Лондон… Отца Дионисия интересовала хорошая беллетристика. Я вытащил том, который был потрепанным более других. Эрих Мария Ремарк, «Три товарища». Когда-то девятиклассник Ваня Подушкин, стыдясь собственной чувствительности, разрыдался, прочитав этот роман. Я никогда не был плаксой, но это произведение меня потрясло. Однако мы с отцом Дионисием немного похожи: любовь к чтению, музыке… Вот только чарующего голоса у меня нет, я не воцерковлен, из молитв могу прочитать лишь «Отче наш», да и то наверняка с ошибками.

Перелистывая Ремарка, я вдруг увидел между страницами фотографию. Четыре парня и девушка. Судя по одежде, снимок был сделан в середине или конце восьмидесятых. Я перевернул карточку и прочел надпись, сделанную размашистым почерком: «Том, Гном, Бом, Слон и Лошадь. Мы победим!»

– Я готова! – воскликнула Катя, входя в гостиную.

Я показал ей фотографию.

– Знаете этих людей?

– Нет, – удивилась хозяйка, взяв в руки снимок.

Потом посмотрела на оборотную сторону.

– Том, Гном, Бом, Слон и Лошадь? Кто они такие? Где вы нашли это фото?

– В книге Ремарка «Три товарища», – объяснил я. – Можно мне его переснять?

– Конечно, – кивнула Екатерина. – А-а-а, понимаю… Это, наверное, экспонат с выставки «Моя родословная». Год назад отец придумал конкурс для жителей Бойска. Участвовать в нем могли все желающие, а не только прихожане храма. Нужно было рассказать историю своей семьи: про отцов-матерей, деда-бабушку, ну и дальше в глубь веков. Победит тот, кто больше всех знает. И нужны были всякие документы, фотографии. Подключились местное телевидение и радио. Даже наш мэр участие принял – у него оказался герой в семье, на крейсере «Варяг» погиб. Градоначальник принес выписку из архива, где был перечислен личный состав корабля, и там оказалось имя его предка. Представляете, как интересно? И очень для детей поучительно. Экспонаты выставили в Центральном доме культуры, для каждого участника отдельный стенд. Я не думала, что столько народа захочет о родне рассказать. Была поражена некоторыми семейными историями, документами, фото. Оказывается, люди хранят альбомы, где есть снимки времен Первой мировой войны. Удивительно! Материалы потом вернули владельцам. А этот снимок почему-то остался у отца. Хорошо, что вы его нашли, надо будет выяснить, чей он. Том, Бом, Гном, Слон и Лошадь. Смешно!

– Забавно, – согласился я.

– Ну, пошли к Марфе? – спросила Катя.

Я начал благодарить хозяйку:

– Спасибо вам за очень вкусное угощение…

Договорить мне не удалось.

– Помогите! – донесся вопль со двора. – Кто-нибудь! Люди! Убили! О господи! Насмерть! Скорей!

Мы с Екатериной бросились к двери и выбежали на улицу.

– А-а-а! – истошно кричала женщина. – А-а-а!

– Лена! Ты где? – завопила Екатерина, узнавшая голос.

– Сюда! Сюда! Сюда! – раздалось в ответ.

Сидорова метнулась налево и побежала по узкой тропинке, я поспешил за ней. В январе темнеет рано, но мы через минуту очутились на чьем-то участке, за забором которого горел уличный фонарь, поэтому я сразу увидел худую женщину в куртке. И узнал ее – это она приходила к Ветрову с просьбой починить кран. Мой нос ощутил запах фекалий.

– Лена, что случилось? – спросила Катя, кидаясь к Елене, которая стояла на коленях у темной кучи.

– Дядя Фил… – всхлипнула та. – Он лежит. Не встает. Молчит.

Екатерина зажала рот рукой. Я быстро приблизился и увидел Филиппа Петровича, лежащего на животе. Нагнулся над ним и отшатнулся, поняв, что он мертв.

– Почему дядя Фил не реагирует? – жалобно протянула Елена.

Екатерина всхлипнула, а я взял Лену под локти, поставил ее на ноги и велел:

– Идите в дом, холодно.

– А дядя Фил? – уперлась Горкина. – Он простудится. Ему плохо, да? Надо его в тепло внести, врача вызвать.

Екатерина заплакала.

– Давайте на самом деле пойдем в избу, – фальшиво бодро предложил я, – горячий чай всем будет кстати. Катя, у вас есть телефон полиции?

– Да, – прошептала она.

Послышался скрип, на крыльцо вышла пожилая женщина.

– Ленка, – недовольно заговорила она, – вонища стоит, когда дверь отмоешь? Здрассти вам… Кого черт без спроса принес?

Катя вытерла лицо ладонью.

– Это я, Марфа Ильинична.

– Только тебя нам сейчас не хватало, – поморщилась мать Елены. – Чего приперлась? Ступай мимо! Ленке дверь отчистить надо.

– Сегодня же двадцать восьмое января! – ахнула Катя. – Она опять за старое взялась?

Марфа сплюнула на землю и ушла в дом.

– Так и не переставала никогда, – шмыгнула носом Елена. – Тридцать лет прошло, а дура каждый январь одно и то же устраивает. Надо нам было уехать, как Винкины и Палкины. Да мама не захотела. Всю жизнь мне эта дурацкая история поломала. Но я же вообще ни при чем!

Екатерина вынула телефон.

– Лена, ступайте с Иваном Павловичем в дом, я полицию вызову.

– Дяде Филе «Скорая» нужна, – возразила Горкина.

Я взял ее под руку.

– Екатерина оговорилась, конечно, она собралась звонить врачам. Давайте в тепло переместимся, а то я продрог в тонкой обуви, не приспособленной для прогулок по морозу.

– Дядя Фил там околеет, – занервничала Горская, – сейчас одеяло ему принесу и подушку.

– Отличная идея, – одобрил я, – давайте плед. Только сами оставайтесь в доме, я укрою дедушку.

– Сейчас приедет начальник полиции Евгений Протасов, – сказала Катя, подходя к нам, – обещал быть через десять минут.

Домой я вернулся около двух часов ночи, испытывая огромное желание принять горячий душ, выпить стопку коньяку, съесть что-нибудь мясное и лечь в кровать с книгой об археологических раскопках в Египте. Давно так не уставал!

Я открыл дверь, вошел в холл и застыл. На вешалке висело много верхней одежды, из столовой слышались голоса. В полном недоумении я двинулся туда и был встречен аплодисментами.

– Вава пришел! – закричала Николетта, у нее на голове сидела корона из золотой бумаги.

– Котик мой! – взвизгнула Кока. – Как ты вырос!

– И постарел, – икнула Люка.

– Отста… от… ста… ста… отстаньте от мальчика, гидры имп… импер… имериализма, – с трудом выговорила Зюка. – Пристали к ребенку! Иди к тете, Ванечка… Ну да, ты уже совсем не молод. А вы что, состаренных детей никогда не видели? Жабы!