Я сильная, смелая, умная, выплыву. Сначалаотыщу того, кто убил Асю, потом напишу об этом расследовании книгу и отнесу ее…нет, не в «Марко», а в другое издательство. Роман обязательно напечатают, яполучу за него престижную премию, супергонорар, и тогда посмотрим, кто в концеконцов станет рвать на себе волосы от горя! Давай, Вилка, действуй, дапоторопись, чтобы поскорей утереть нос изменщику! Олег еще зарыдает от злости,когда увидит на всех лотках мое новое произведение и поймет, что я непереживаю, а работаю. Я еще докажу им всем! Увидят, на что я способна.

Около пяти вечера я, плотно надвинув на головукапюшон куртки, звонила в дверь квартиры, где еще недавно жила Ася. Палец давилна пупочку, за створкой заливалась веселая трель, чем дольше я стояла налестнице, тем яснее понимала: Бирюковы опять спят. Может, постучать в дверьногой? Не успела эта мысль прийти в голову, как послышался тоненький голосок:

– Иди, иду, нечего нервничать.

Замок щелкнул, на пороге появилась белокурая,худая до прозрачности девушка.

– Вы к кому? – без тени страха иливолнения спросила она.

Я приветливо заулыбалась.

– Я Асю ищу.

– Локтеву? – попятилась девушка.

– Вы, наверное, ее соседка? – пошлая в атаку.

Худышка кивнула и молча уставилась на меня.

– Можно войти?

– Э… да… пожалуйста!

Я осторожно ступила в прихожую и, подавивнеприятные воспоминания, прощебетала:

– Ася где?

– Вы ей кто? – отмерла девица.

Я махнула рукой:

– Объяснить трудно, родня, одним словом.Только мы сто лет не встречались. Ася в Москве живет, а я в… в… Брумбейске![1] Это город такой…в… в… Молдавии. У нас с работой плохо, ну я и решила в Москву податься, у Асивременно остановиться.

– Бабуля, – заорала девица, –выгляни!

Послышалось шарканье, и в коридор выползластаруха, на этот раз, похоже, трезвая. Я совершенно не опасалась быть узнанной.В тот день, когда убили Асю, милая старушка лежала пьяной, а на мне был костюмСнегурочки и парик с большой челкой, прикрывавшей лоб. Накладные волосы сильноизменяют внешность, если не верите, купите себе белокурые косы, померяйте ипосмотрите в зеркало, ей-богу, воскликнете: «Это кто же такая?»

– Ба, – забубнила девица, – ану, разберись с ней, она Асю ищет!

Старушка уставилась на меня выцветшими глазамии очень ласково осведомилась:

– А ты кто, деточка?

Я бойко изложила только что придуманную версиюпро гастарбайтершу из Брумбейска. Бабушка широко улыбнулась.

– Звать тебя как?

– Ольга, – быстро представиласья, – Тарасова!

– А я Вера Ивановна, ты на кухнюпроходи, – предложила пожилая женщина.

Усадив меня на колченогую табуретку, ВераИвановна вдруг сказала:

– Нехорошо людей обманывать.

Я заморгала.

– Вы о чем?

– Да о тебе, милая. Вот уж придумала! ИзМолдавии она, – тихо зажурчала бабушка, – куртка на тебе с рынка, втаких полстолицы ходит, и сапожки, как у моей Катьки, она их у метро в магазинераспродаж взяла.

Наверное, следовало начать выкручиваться исказать Вере Ивановне: «Верхнюю одежду шили в Китае, а обувь в Италии, с чеговы взяли, что только москвичи такую купить могут». Но я, пораженнаянаблюдательностью старухи, не нашла сразу нужных слов.

– И еще в одном ты ошиблась, – мирножурчала Вера Ивановна, – мы с Асиной матерью целую жизнь в одной квартиреобретались, я все про нее знаю, никаких родственников у Ники не имелось, ни оком она не рассказывала! Так зачем ты ищешь Асю?

В моей голове лихорадочно завертелись мысли,по большей части глупые: прикинуться социальным работником, агитатором откакой-нибудь партии, школьной подругой Аси…

– Да знаю я, кто ты! – неожиданнозаявила Вера Ивановна.

– Кто?!

– Решила удостовериться, правда лиразлучница умерла?

– Кто?!!

Старуха выдвинула ящик стола, вытащила из негопачку дешевых сигарет, чиркнула зажигалкой, с видимым удовольствием затянуласьи шлепнула ладонью по столу.

– Хорош кривляться. Ты – Роза Башметова,жена Ильяса, в одном садике с Асей работаешь, так?

Я молчала, не зная, как реагировать, ностаруха приняла мою растерянность за подтверждение своих слов и кивнула.

– Ага, сказать-то и нечего. Я, междупрочим, на твоей стороне была. Когда Ася про Ильяса заговорила, сразу ейсказала: «Не лезь в чужую семью, дети у них, не уводи мужика, счастья тебе этоне принесет. Ищи холостого». Понимаешь?

Я кивнула.

Вера Ивановна сделала пару затяжек ипродолжила:

– А она только смеялась!

Старуха сердито раздавила окурок в пустойконсервной банке, служащей тут, видимо, пепельницей, потом встала, подошла кдвери, выглянула в коридор, поплотнее прикрыла створку, приблизилась ко мне,задрала рукав халата и показала шрам на предплечье, неровный, уродливый.

– Всем говорила до сих пор, что в юностиобожглась, – заявила бабка, – вот след и остался!

– Случается подобное, – кивнула я,плохо понимая, куда клонит Вера Ивановна.

– Так ведь я и правда обожглась, –вздохнула старуха, – татуировку сводила. Наколка у меня была, это сейчастатушка у каждого второго, а в мою юность рисунок на теле позором считался: разу человека тату имеется, значит, на зоне сидел. Мужики, правда, в армии себеотметины делали, а бабы только по уголовке получали. Так-то.

– Вы отбывали срок? – уточнила я.

Вера Ивановна кивнула: