– Где, в Зеленом городе? – Вениаминперевесился с сиденья и тянул, тянул заразу-дверь, которая нипочем не желалазакрываться. – Сердечный приступ, что еще может быть для нас, длякардиологов? Женщина, сорок пять лет, перенесла инфаркт... Надо поспешить.

– Да нет, там, наверху, – мотнулголовой Виктор, с трудом разлепляя глаза.

– А, там! Там труп, – сообщилБелинский, изо всех сил дергая дверцу.

И это титаническое усилие было вознаграждено:дверца захлопнулась так легко, как будто ее никогда в жизни и не заедало.

К тому времени, как Лера добралась до«Войковской», а потом и до улицы Черняховского, где находился «Глобус», ейудалось отбросить почти все докучливые мысли и вполне сосредоточиться напредстоящем ответственном разговоре. Она выработала четкую тактику и стратегию:как постучится, как войдет, что скажет для начала, что потом, как будетреагировать на злоехидство Фрау, на ее оскорбительные реплики, имеющие цельюпосеять в молодом авторе неуверенность к себе, внушить отвращение к егособственному творчеству, убедить, что адрес издательства «Глобус» надо забытькак можно скорее – и не вспоминать больше никогда, а при одной только мысли описательском труде следует ощутить жгучий стыд и сжаться в комок, твердя про себя:«Аз недостоин! Недостоин!!!»

Она была вполне готова увидеть неприязнь идаже злобу в глазах Фрау (нелюбимый автор явился, к тому же недовольныйредактурой предыдущего романа и отзывом на новый, к тому же особа женскогопола, к тому же довольно привлекательная внешне, к тому же опоздавшая начетверть часа!), однако такой вспышки ненависти не ожидала встретить даже она –при всей своей моральной и физической подготовке.

Причем Лере показалось, что ненависть сиясмешана с неким страхом – как будто редактриса испугалась, что при взгляде нанелюбимую авторшу ее может кондрашка хватить.

– В-вы? – выдохнула Фрау. – Дакак вы?..

На этом слове она поперхнулась, но Лере легкобыло себе представить, что Фрау хотела сказать: «Да как вы посмели опоздать навстречу со мной???«

Она неловко пожала плечами и, совершенно какгосподин Простаков, «от робости запинаясь», начала лепетать что-то про очередьв посольстве, про испорченное платье, про магазин... При этом Лера каждуюминуту ожидала, что Фрау раздраженно на нее прикрикнет: «А какое мне дело доваших платьев и ваших посольств?!» или что-нибудь в этом роде, однако тапочему-то молчала и даже как бы прислушивалась к Лере, причем глаза ее выражалине лютую ненависть, не отвращение, даже не скуку, а что-то вроде растерянности...если такая дама, как Фрау, вообще способна теряться. «Наверное, это обманзрения, – решила Лера, – наверное, она просто-напросто оттачиваетсловцо поострее, чтобы прикончить меня одним ударом! Вон как разглядывает с ногдо головы! Небось ищет, куда бы вонзить кинжал!»

И она замолчала, даже голову покорно склонила,готовая уже ко всему.

– Погодите-ка, госпожа Лебедева, –вдруг вполне человеческим голосом промолвила Фрау. – Вы что, за границусобрались? Во Францию – я правильно поняла?

Лера вытаращилась на нее, внимательновслушиваясь в каждую интонацию. Против ожидания, из очей Фрау не извергалосьвсепожирающее пламя. Лязганья метательных ножей тоже почему-то не было слышно.

– Ну да, – не вполне себе веря,пробормотала Лера. – Во Францию.

– В Париж?

– В Па... в Париж. В основном.

– А, так у вас тур по стране? – споразительным выражением лица поинтересовалась Фрау. Несколько мгновений Лераломала голову над тем, какое чувство скрыто под этой гримасой: брови сведены кпереносице и одновременно приподняты в том месте, где сведены, глаза расширены,губы стиснуты в куриную гузку, – пока не осмелилась предположить, чтоперед нею не маска Немезиды, а выражение вежливого интереса.

Господи Иисусе! Неужели издательство «Глобус»тоже входит сегодня в список приоритетных для посещения ангелами-хранителямимест?!

– Нет, у меня не тур, – пролепеталаЛера. – Я еду по приглашению подруги, а у нее дом в Бургундии. В смысле, вПариже квартира и еще домик в деревне – типа дачи.

«Такая старая рухлядь четырнадцатоговека», – словно бы услышала она насмешливый голосок Николь, но цитироватьподругу не стала. Поостереглась. Уж больно сногсшибательно действовало нарусских людей это словосочетание: «Дом четырнадцатого века в Бургундии!» И хотяФрау трудно было назвать русской, все же она жила в России, а значит,менталитет у нее был такой же уязвимый, как у прочих, извините за выражение,россиян.

Многие Лерины знакомые ломались и безупоминания четырнадцатого века и Бургундии – достаточно было брякнуть оквартире в Париже, – однако Фрау оказалась крепким орешком.

– Как это мило! – произнесла онавполне дружелюбно, и Лера едва удержалась, чтобы не перекреститься: ну не моглаФрау так говорить! Это было против ее образа, против всех законов жанра,именуемого «разговор редактора с автором»! – Искренне вам завидую. И чтоже, приятельница ваша француженка или натурализованная русская?

Ну и выраженьице – «натурализованная русская»!В самом подборе слов прозвучало что-то от прежней Фрау, и Лера, предпочитавшаязнакомую опасность незнакомой, малость пришла в себя:

– Нет, она настоящая француженка.

– Как же вы с ней познакомились?

– Случайно, – ответила Лера, елеудерживая на кончике языка подробное объяснение.

Боже упаси проболтаться Фрау! Во-первых,сглазишь, а во-вторых, та просто не поверит. А если поверит... тем хуже длямолодой писательницы Лебедевой! И со свойственным для всякого писателя умениеммгновенно соврать так и поступила:

– Она... знакомая моих друзей. Приезжалав Нижний, там мы с ней и познакомились, Николь побывала у меня в гостях, нуподружились... прислала вызов...

– Николь? – пробормотала Фрау,опираясь ладонями в стол. – Какой еще Николь?