Из-за шкафчиков материлизовался крепкий мужчина, загорелый иширокий. Если бы не цепкий взгляд, Дмитрий принял бы за тракториста, те всегдатакие кряжистые, размашистые, привыкшие к тяжести, сопротивлению рычагов,нелегкой работе.

Ермаков кивнул:

– Оставляем этого парня. Помыть, переодеть. За нимприбудут.

Мужчина кивнул, Ермаков повернулся к Дмитрию:

– Еще увидимся!

Через пыльное стекло Дмитрий видел как он нырнул в машину,та настолько медленно выехала за шлагбаум, словно превышение скорости влечет засобой немедленное уничтожение, затем из-под колес вылетел как из турельногопулемета гравий, машина прыгнула как конь и понеслась в сторону далекого шоссе.

У него забрали одежду, документы, а после того, как вымылсяв душе, почувствовал, что в самом деле словно бы со старой одеждой, потом игрязью снял и часть старой жизни.

Похоже, на этом малом поле садятся и взлетают старенькиесамолетики малой авиации. Еще винтомоторные, как-то ухитряющиеся выживать в векрынка. Тракторист, который назвался просто Василием, предложил вздремнуть.Дмитрий, чуткий к любому подтексту, спорить не стал, растянулся на широкойдеревянной лавке, расслабил мышцы и почти сразу, под одобрительным взглядом«тракториста» погрузился в чуткий сон, прерываемый фазами глубокого, когдаорганизм за считанные минуты успевает выспаться и восстановить силы.

Очнулся от негромкого рокота. Выглянул в окошко, обомлел.Стояла глубокая ночь, на небе пара тусклых звезд едва-едва проглядывает в щелимежду тучами. На земле полный мрак, а на эту черную землю опускается совершенновертикально самолет!..

Он выскочил, не дожидаясь, пока позовут, сообразил, что этовсе-таки вертолет, хотя таких еще не видел, потому и в ночи без опознавательныхзнаков и без фонарей.

«Тракторист» Василий выступил из темноты. Глаза придирчивопробежали по молодому парню:

– Поспал? Вот и хорошо. Это была твоя последняя ночь,когда спал вволю.

Сердце колотилось, едва не выпрыгивало из ушей. Он кое-каквскарабкался в салон, больше похожий на внутренности космического корабля.Послышался свист, его вдавило в сидение, что тут же услужливо прогнулось.Справа блестело широкое стальное кольцо, руки сами нащупали предохранительныйремень, щелкнуло, кабина накренилась, тяжесть вжала с такой силой, что отприлива крови глаза едва не выпучились как у рака. От чувствовал как стучит вголове, смятенно подумал, что же это за штука, что с места рвет с такойскоростью, раньше в десантных войсках ничего похожего не было..

В салоне тусклые лампочки высвечивали еще одиннадцать такихмест. Все пустые. Сердце тревожно стучало, а в душе возникла пугающий страх: затого ли его принимают, и гордость: скажи кому, что за ним присылали такойсамолет – кто поверит?

Посадка была такой же пугающе стремительной и страшной.Внезапно воющий свист турбин оборвался, Дмитрий ощутил толчок, потом еще два, ивсе затихло. Пилот крикнул раздраженно:

– Заснул? Вываливай!

Дмитрий вывалился в кромешную тьму. Сильные руки подхватилии повели по твердой земле. Дмитрий сразу ощутил запахи, а в свете звезд увиделсправа и слева высокие фигуры со странными наростами на лице. Сволочипользуются очками ночного видения, но и он уже по запахам, по их хватке, пошагам и другим неуловимым мелочам, что лихорадочно анализировало егоподсознание, составил их портреты, уже чувствовал сколько им придется идти,почти точно знал, в какое помещение придут, и сколько человек там его ждет.

Дверь отворилась, свет был неяркий, короткий коридор, затемотворилась дверь в обычное помещение, каких полно в любой офицерской каптерке.Руки исчезли с его плеч, Дмитрий невольно повернул голову, посмотрел насопровождающих.

Как и составил портреты по запахам, шагам, хватке – обавысокие, жилистые, в потертых джинсах, рубашки такие же, кроссовки, простыепояса, облик простых обычных парней...

И все-таки повеяло таким профессионализмом военных, чтоДмитрий только крепче стиснул челюсти. Если в армии человек приобретаеткрепость железа, то эти выглядели так, словно это железо долго ковали враскаленном виде, бросали в холодную воду, раскаляли и снова ковали, когда водном и том же объеме помещается металла вдвое больше, а сам он обретаеткрепость алмаза и гибкость шелкового каната.

Оба, как говорится, шкафы, разве что один похож на шкафбабушки, а второй на современный. Первый с короткой стрижкой, настолькохарактерной, что Дмитрий едва не огрызнулся: «Я сам сержант!». Второй явнолучше тренирован, пропорции рукопашного бойца и стрелка со всех видов оружия,чуть лучше одет, выглядит несколько... по-офицерски.

Офицер держался нейтрально, с полнейшим безразличием кновичку, а ко второму Дмитрий присматривался искоса и с опаской. От этогопочему-то веяло непонятной угрозой. Огромный, тяжелый, рост почти под дваметра, вес за сто двадцать, он говорил таким же огромным голосом, таким былогромным сам. Мышцы развиты как у культуриста, хотя люди такого роста и весаобычно обзаводятся приличными складками на животе, а этот двигается несолиднобыстро и точно, словно из богатыря-гиревика превращается в балерину.

Огромная абсолютно лысая голова блестела как валун на берегуморя. Даже венчика волос за ушами не осталась, отчего острые как у волка ушивыглядели еще страшнее и зловещее. Когда он поворачивал голову в сторонуДмитрия, всякий раз пробегал неприятный холодок по коже. Перебитый в неведомыхсхватках нос, широкие шрамы на лице, оборванная пулей мочка левого уха – всезаставляло биться сердце чаше, но когда их взгляды встретились Дмитрий ощутилудар по нервам. Виной ли его чувствительность, но всеми нервами воспринялзвериную ярость, что клокочет в этом человеке. Даже сейчас темных глазах времяот времени вспыхивает молния, какую можно видеть далеко на горизонте, когдавидишь только вспышку, а раскаты грома еще не докатываются.

Он покосился на второго, тот отвернулся и равнодушно смотрелв темное окно. Тот, который шкаф бабушки, прорычал с полнейшим равнодушием:

– Садишь, жди. Меня зовут Тарас.

– Дмитрий, – представился Дмитрий. – Это моенастоящее имя.

Он вопросительно посмотрел на второго. Тот с кислой минойподнес ладонь к виску:

– Валентин Трубецкой. Лейтенант. Вам придетсяподождать. Наш старший отсутствует, а на майора Волобуева свалилось слишкоммного. Он будет минут через пять-десять.

– Ничего, – пробормотал Дмитрий. – Я подожду.Пять-десять – это же сказка! Почему не час-другой, как обычно?

Валентин поморщился, а Тарас саркастически улыбнулся:

– Ты ж не считаешь себя обычным?

Дмитрий не нашелся, что ответить, а Валентин с некоторойбрезгливостью отмахнулся от новичка, как от назойливой мухи: