и гордо поднятой головой, имея понимание, сколь великое дело они совершили. А вторая часть присутствующих на совещании адмиралов обязана была принять дела у своих заслуженных предшественников и буквально положить свои жизни, но справиться не более чем за два года с должной неизбежно возникнуть межведомственной неразберихой. Раз уж они прошли испытание огнем и водой, то и армейская бюрократия не могла стать для них камнем преткновения. Заодно каждому из них ставилось в задачу натаскать своих сменщиков из числа тех молодых контр-адмиралов и капитанов 1-го ранга, что получили свои новые погоны за ратные подвиги. Да, подведенный императором итог не пришелся по душе никому из присутствовавших на совещании лиц. Все они прекрасно осознали, что стали в глазах государя заслуженными, но слишком сильно устаревшими «кораблями», требовать от которых той же прыти, как от новейших «вымпелов», не представлялось возможным. Не те у них уже были кондиции. Однако что-либо поделать с этим тоже не представлялось возможным, ведь даже генерал-адмирал, дядя императора, лишился должности и убыл доживать свою жизнь в столь любимый им Париж. Вот и «отбегавшим свое морским волкам» предложили обеспеченную старость взамен на последние года исключительно верной службы. И стоило отметить, что это было не самое плохое предложение! Статус статусом, но возраст и отданное службе здоровье все чаще напоминали о себе всевозможными болячками. К тому же напоследок им предоставили великолепную возможность утереть нос армейцам, что было, как бальзам на душу старых моряков.

Армия, кстати, тоже не была забыта. Завершившаяся война выявила столь великое множество недостатков в организации, снабжении, вооружении и действии войск, что хотелось хвататься за голову и рвать на себе волосы. Нет, в рапортах, отсылаемых в столицу генералом Куропаткиным, все выглядело вполне чинно и благородно. Все же на протяжении почти всего времени противостояния японская армия просидели на левом берегу Ялу, не предпринимая активных попыток штурма выстроенного с противоположной стороны реки укрепрайона. Но когда стало ясно, что японский флот находится на грани гибели, получившая солидное подкрепление армия двинулась вперед, не считаясь с потерями. Не менее полутора сотен тысяч японских солдат погибли или получили ранения за четыре дня не прекращающегося сражения. Они буквально своими телами проложили путь идущим следом войскам вплоть до пятой оборонительной линии русских, на взятие которой не хватило уже ничего — ни запала, ни снарядов, ни патронов, ни людей. Но и потерявшие свыше двадцати тысяч человек русские не смогли отбросить противника обратно на противоположный берег. Потому, после пяти безуспешных попыток сбросить неприятеля в воды Ялу и потери еще почти десяти тысяч убитыми и ранеными, генерал Куропаткин, опасаясь разгрома, поспешил отвести войска к Мукдену, тем самым пропуская японцев на оперативный простор Маньчжурии. Правда, счастья командованию японской армии это не принесло.

Потеряв половину имевшихся сил и лишившись всякого подвоза припасов, оставшиеся войска оказались годны только для разграбления китайских деревень и небольших городков. Плохое питание, антисанитария, холода и в конечном итоге разразившиеся эпидемии брюшного и сыпного тифа заставили японцев остановить свое продвижение, а после и вовсе откатиться обратно, когда пришли известия о гибели последних крупных кораблей Объединенного флота. В конечном итоге, от воздействия огня противника и болезней скончалось свыше ста тридцати тысяч солдат и офицеров Императорской армии Японии. Еще столько же составили санитарные потери, на заботу о которых едва хватало рук оставшейся части войск. Потому дальнейшие столкновения ограничивались редкими перестрелками между разъездами, что никак нельзя было назвать полноценными боевыми действиями. Так дальневосточная армия Российской империи одержала верх над троекратно превосходящим ее противником. Но какой это было достигнуто ценой! Третья часть армии, набранной их лучших нижних чинов и офицеров, прекратила свое существование. Оказались утеряны все стационарные тяжелые орудия, эвакуировать которые с оставляемых позиций не имелось никаких сил. Расход же снарядов и вовсе оказался умопомрачительным. Свыше полутора миллионов штук! Некоторая часть заранее созданных запасов, конечно, оказалась подорвана при отходе, но для понимания ситуации проделанной артиллеристами работы следовало учесть один простой факт — почти половина пушек полевой артиллерии полностью выработали ресурс своих стволов, а все прочие приближались к этому моменту. К тому же такой концентрации полевой и тяжелой артиллерии, которая случилась у Ялу, более нигде невозможно было представить! У России попросту не имелось в наличии столь великого числа орудий, дабы обеспечить ими в той же мере все прочие дивизии. По сути, пятая часть всей полевой артиллерии Российской империи оказалась приведена в негодность при противостоянии всего лишь трехсоттысячной группировке японских войск. Учитывая мобилизационный потенциал Германской империи и Австро-Венгрии, в случае начала полномасштабной войны с этими государствами, текущего артиллерийского парка могло хватить месяца на два-три активных боевых действий максимум. Снаряды же обещали закончиться еще раньше. Да еще этот гость из будущего указывал на потребность введения полковой и даже батальонной артиллерии, что превращало программу перевооружения армии в бездонную яму для сотен миллионов рублей, взять которые было неоткуда. Точнее, свободных денег не имелось в казне, но вот ряд частных лиц отныне обладали поистине колоссальными состояниями. И сам император всероссийский со своей матушкой как раз относились к их числу. Не просто ведь так призовой суд более чем расторопно распродавал налево и направо все перехваченные флотом суда с их грузами по очень, очень, очень низкой цене. И только тем редким счастливчикам, что смогли попасть на жалкий клочок российской территории в Юго-Восточной Азии. Проще говоря — исключительно своим.

Так Сергей Аполлинариевич Зарин с Виктором Федоровичем Машковым, представлявшие интересы соратников барона Иванова, сумели наложить свои руки на третью часть наиболее лакомых трофеев. Столько же досталось Хансу Нильсу Андерсону, директору Восточно-Азиатской компании, представлявшей интересы датской королевской семьи, включая вдовствующую императрицу Марию Федоровну. Остальные же суда уходили в руки Алексея Ивановича Путилова, за спиной которого маячила фигура Сергея Юльевича Витте, и с величайшим трудом едва проглядывалось очертание фигуры самого императора. В общем и целом, действуя сообща, они выкупили всего за треть от реальной стоимости 327 судов с их грузами из 345 вообще ушедших с молотка. Чуть более 250 миллионов рублей поступили в казну или же упали в карманы добывших трофеи моряков с этих финансовых операций. Но, чтобы все прошло так, как прошло, кое-кому пришлось заложить в «Русско-Китайский банк» все акции Невского завода для получения первоначального оборотного капитала, тогда как императорская семья использовала часть личных средств Николая II, изрядно приумноженных во время Англо-Бурской войны.

Будучи впоследствии реализованными по большей части со скидкой в 25 % от их реальной цены, поменявшие своих владельцев