-  Не стоит,  тут  полно пиявок.  Мы лазили с пацанами… потом  долго кровит и чешется.  Слушай!

    Сильный  плеск и  удар по воде заставил меня резко  дернуться  и впечататься в мужское плечо.   Роман обхватил меня руками,  прикрывая и  защищая.  В той  стороне, откуда донесся звук,  вода  сильно колыхнулась,  плеснула,  зашевелились  заросли  жирных  водорослей, мелкая частая  рябь дошла до берега и озерко  опять затихло.  Я  высвободилась из тесного захвата и пробормотала, с опаской поджимая ноги, чуточку не достающие до воды:

-  Что это, ты знаешь?  Не утащит за ногу?

-  Карпы, здоровущие карпы.  Больше сотни лет тут живут,  и выловить, гадство,  нельзя – все заросло, видишь как? –  шептал над ухом парень, - вот эти бревна –  остатки кормушки для рыб и дубовые садки для молоди.  Такие вещи всегда делали из дуба -   в воде с годами он  становится только крепче.  До революции  селом владел помещик, и здесь разводили  карпов, сыпали  им  пшеницу и кукурузу.   Мы пробовали зерном выманить их на чистую воду – ближе к берегу…

-  Сколько тут ее,  той чистой воды?  - тоже опасливо шептала я, боясь  опять  разбудить водяное  лихо.

-  Да,  мало… и они уже отвыкли - траву жрут,  -  притянул он меня  ближе,  и уверенно нажав  руками  на  затылок и поясницу, развернул лицом к себе.  Посмотрел  в глаза  пристальным и понятным   -  мужским  взглядом.  Медленно склонился  к моему лицу, опуская свои длинные ресницы и поцеловал.  Я не стала  стыдливо дергаться и возмущаться.  Но, Боже ж ты мой!  Оно мне надо было сейчас – вот это?  На поцелуй не ответила, но по щеке погладила  ласково – хватит уже.  Не хотелось обижать его. Он понял и сразу же отпустил…  отвернулся.

-  Давай уже уходить? -  спросила я, хотя уходить отсюда  не хотелось.  Тонко и пряно  пахло медом –  рядом  раскинули  цветущие шатры  старые липы.  В этом  кружевном облаке  из пушистых  цветочков и  мелких листиков стоял такой гул, будто  там  включили мощный  высоковольтный трансформатор.  Гудело  ровно, постоянно и на одной ноте - пчелы собирали урожай.

    Перед этим мы  заходили  на саму пасеку – огромную,  почти на пятьсот  ульев.   Они  стояли  на склоне между невысоких кустов и молодых  яблонь,  и  воздух  там так же  пел и звенел от движения пчелиных крыльев.  Внизу крутого холма была вырыта  землянка – омшаник.   Там, в тени и прохладе,  пасечники поставили стол и устроили себе нары для отдыха.  Они недавно «смотрели» ульи и угостили нас  тонкими обрезками вощины, снятыми с  медовых  сот.  Подавалось это  в выщербленной миске и истекало сладкими и  тягучими янтарными  каплями.  Потом была ледяная вода из колодца.  Мы пили ее прямо из оцинкованного ведра,  а  неподалеку – в траве, ждала своей очереди небольшая гадюка.   Я чувствовала себя в сказке.

   Еще раньше было  мамонтовое кладбище…

-  Давно  уже,  еще в пятидесятых,  склон  холма сполз вниз – ручей сильно подмыл основание.  Раньше он был полноводным и быстрым.   Сполз  чернозем и вскрылся песок – все холмы здесь песчаные, -  рассказывал  Роман.

-  Да-а? – заинтересовалась я.  Эта информация  пригодится при строительстве.

-  Оползень оголил кости мамонта – полный скелет.  Их вырыли и отвезли  в  районный краеведческий музей.   Мы  искали, но костей больше  не нашли.  Зато нашли дорогу сюда - песок  тут  бархатный, нежный…  полезли, - потащил он меня через ручей по тонкой дощатой кладочке.

-  Куда-а? -  тянулась я сзади,  опасаясь свалиться, но над самой водой притормозила и засмотрелась – она была  необыкновенно чистой и от этого практически невидимой.   И глубина  совсем смешная – сантиметров десять всего, а дно – илистое.   Невысокие крутые берега заросли  травами и некоторые из них сейчас цвели.  Течение воды и угадывалось-то  только по мелким цветочным лепесткам и редким  соринкам, проплывающим и исчезающим под кладкой.  Вербы смыкались высоко над головой, как шатер, защищая от солнца.  Я попросилась:

-  Постой, дай  умыться.

-  Потом.  Впереди  запруда,  там  будет глубже – где-то по колено, - не согласился  Роман и потащил меня дальше – вверх по крутому  рыхлому склону, все выше и выше.  Я пыхтела и потела, песчаная  опора под ногами казалась  ненадежной и зыбкой.   Хорошо, что мы оставили обувь  внизу,  и я цеплялась за склон,  с силой зарываясь во влажную  песчаную глубину пальцами ног.  Когда вскарабкались  на самый верх,  Ромка  развернул меня лицом к селу  - оно лежало под нами со всеми своими  домами, садами и огородами.  На холме, который обнимали собой две улочки, видны были  остатки деревянной церкви, наш  же  ручей  под шапкой из темных верб не виден был совсем.  Парень крепче ухватил меня за руку, блеснув шальными глазами:

-  Готова?  Бежим!

   Я  ахнула, взвизгнула,  а мы уже неслись – вниз и вниз!  По круто падающему  склону, песчаной осыпи,  подающейся и уплывающей  из-под ног!   Высота холма была  впечатляющей, скорость – бешеной!  Я орала, как резаная – от восторга и страха.   А  Роман  хохотал – громко и весело.  В самом низу склон становился  более пологим и скорость  нашего полета-падения сама собой  замедлилась.  Мы без сил  рухнули в песок, выравнивая дыхание и успокаивая бешеное сердцебиение.

-  Ты больной?  А если бы  в песке  бревно с сучками или камень?

-  Смотри сюда…   -  лениво набрал он в ладонь  красноватый песок и медленно высыпал его тонкой струйкой:  - Мелкий, мягкий - ни камешка, ни крупной песчинки.  Мы  сто раз так носились…  домой приходили без сил и почти без ног.  Лет десять назад в запруде еще можно было искупаться  - лежа.  А сейчас мелковато, пошли...

   Мы умылись, отмыли от песка руки по самые плечи, и ноги до колен.  Стоя в холодной воде, увязая  ступнями в топком иле, сочащемся между пальцами, ждали, когда усядется  муть, чтобы напиться.

-  Не бойся – пей смело, тут чисто – ручей  вытекает из лесных родников, я как-то ходил к истоку. Рядом  ни жилья, ни коровников, -  сложив ладони лодочкой, тянул в себя сладкую  холодную влагу  Роман. Она срывалась с его пальцев частыми хрустальными каплями, сверкала на солнце.  Тряхнув мокрыми волосами, он стянул через голову  тенниску и бросил ее на берег.  Низко наклонившись, плеснул  водой  себе на грудь и живот, попросил меня:

-  Полей на спину.   Жарко…  сил  нет…

   Посмеиваясь, я  сделала, как он просил, и он дернулся, громко охнув.  Вода стекла по впадинке позвоночника на шею и полилась  обратно  в ручей.  Зачерпнув  пару раз полнее,  я  намочила ему всю спину, распределяя  воду  руками и смывая  пряный мужской пот с гладкой молодой кожи.   И тут  будто проснулась и со стороны увидела всю  нашу прогулку:  вместе, рядом, иногда за ручки, со смехом и огромным удовольствием.  Пальцы  ощутили  чужое тело, и тут включился мозг, не дав потом потерять голову от его жадного поцелуя – я поняла, как это могло выглядеть в его глазах – не как простая прогулка, а как мое согласие «погулять  вечерком».  И тут же родились мысли  на этот счет – мои собственные проклятые мысли.

    Я же хотела ребенка?  Так вот оно!  Прекрасный  мужской  образчик – молодой, сильный, здоровый, судя по блеску волос и гладкости кожи.  А еще эти черные глаза,  кудри,  широкие плечи, рост…  Породу не испортит точно,  где я найду лучше?  Сказка же будет, а не лялька!  Переспать  и будь что будет!  А вдруг?  Вдруг, как в сказке – с первого раза и в яблочко?   Он  же даже не узнает потом -  я уеду и не скажу,  на глаза ему больше не попадусь.  И будет у меня крошечка-дочка или маленький сынок с такими же ресницами и кудряшками.  Будут  маленькие розовые пальчики и пяточки,   пеленки и пустышки,  вечная забота и беспокойство, а еще -  немыслимая  радость!   Но это только мысли…