Итак, эти два факта — записка и дискета.

Записка недвусмысленно указывает на четыре дома, а дискета…Дискета предполагает наличие компьютера. У кого в деревне есть компьютер? УНадежды, но про это никто не знает. Из тех четырех домов компьютер может бытьтолько в каменном замке. Телевизионная суперантенна у них на крыше торчит, такпочему бы не быть компьютеру?

— М-да, — сказала Надежда вслух, — как непротивно, но придется пообщаться с тетей Шурой. У ненависти глаза открыты,возможно, она что-то видела.

Легко сказать — пообщаться. А как это сделать? Тетя Шура нетот человек, с кем можно просто так, за здорово живешь пообщаться.

В гости к ней никто не ходит. Во-первых, она не приглашает —комплексует по поводу бани.

А с другой стороны, никому не хочется слушать ее бесконечныежалобы на соседей. В деревне люди всякие есть, кто с соседями дружно живет, ктолается много лет, но тетя Шура про своих уж больно много наговаривает.Свихнулась она маленько на этой почве. Где же можно случайно с ней столкнуться?Магазина у них в деревне нет, колодец у каждого свой… Молоко!

В деревне три коровы, одна — у Надеждиной знакомой бабушкиМани, две других — у соседок, лютых врагинь. Живут напротив, обе — Нины, коровыу них родные сестры. Ненавидят друг друга по-страшному, никто уже не помнит, зачто. И главное, если бы клиентов друг от друга отбивали, так нет — коров мало,за молоком люди летом в очередь.

Но самое лучшее молоко по праву считается у бабы Мани,покупатели у нее постоянные, всегда довольны. Надеждина мать тоже брала у бабыМани, кот Бейсик ее молоко очень уважал. И тетю Шуру баба Маня привечала, хотяи давала ей молоко в неудобное время — с дневной дойки, в два часа. Ладно,решила Надежда, пойдем в два часа.

Пора было выбросить из головы посторонние мысли исосредоточиться на сельском хозяйстве, не говоря уже о работе на компьютере.

Работа в огороде хороша тем, что голова остается свободной.И в голове у Надежды неотступно стучала мысль: кто же мог убить неизвестногомужчину, выдававшего себя за грибника. Если злоумышленники хотели скрыть труп,то зачем было оставлять его на поляне?

А с другой стороны, раз человек выдавал себя за грибника, топриехал он на первой электричке. Очевидно, ехать на последней он побоялся: втемноте в лесу блуждать — ничего хорошего.

Первая электричка приходит на станцию Пески, от которойтропинка через лес, приблизительно в полседьмого утра. Быстрым шагом до тогоместа, где нашли убитого, — еще полчаса.

Итого, примерно в семь утра, когда совсем светло, все ислучилось. Есть километрах в полуторах от того места гиблое болото, туда не точто труп человека — грузовик можно засунуть. Так что злоумышленники, видно,поостереглись утром шататься по лесу с покойником наперевес — мало ли кто можетвстретиться. Грибов-то нет, но ходят охотники — один-два в каждой деревнеимеется. Или кому-то срочно понадобится бревнышко в лесу добыть на дрова илиеще для какой надобности. Так, очевидно, бандиты и решили оставить пока труп наполяне, а вечером попозже вернуться.

И если бы не неугомонная Нина Михайловна, которой невтерпежбыло пойти за малиной, а потом — не ее эрдель, то все было бы шито-крыто.

Надежда поглядывала на солнце и думала, как бы ей половчеерасспросить пожилого милиционера Васильевича, когда тот явится к нейподписывать протокол. Ей хотелось знать, установили ли уже точное время смерти.Тогда можно было бы определить, в правильном ли направлении она мыслит. Вовтором часу она выползла наконец из огорода, умылась, надела ситцевый сарафан,черный в меленький белый горошек, и отправилась за молоком к бабушке Мане. Онаспециально пришла пораньше и увидела, что тетя Шура уже сидит с бидоном втенечке. Кошка Люська разлеглась на пороге хлева, ожидая порции парного молока.Жужжал шмель, из хлева слышались журчание молочных струй и ласковое бормотаньебабушки Мани — она беседовала с коровой.

— Добрый день, теть Шура, — сказала Надежда,усаживаясь на лавочку. — Как у вас огород?

— Какой у меня огород! — горько откликнулась тетяШура. — Когда ихний дом получастка затеняет.

Это была заведомая не правда, но для начала разговора вполнегодилось.

— Так ли уж и пол-участка? — притворно усомниласьНадежда.

— Приходи — сама увидишь. А где дом не мешает, тамземля плохая, одни камни.

— Но огурцы-то есть?

— Огурцы есть, но разве в этом дело! — страстноответила тетя Шура.

— Тетя Шура, — не выдержала Надежда, — что вытак себя изводите! Мало ли богатых людей теперь развелось! Что ж, из-за каждогонового русского здоровье свое гробить!

— Ай! Да ничего ты не понимаешь! — с досадойвоскликнула тетя Шура. — Если бы были люди приличные, то я ничего… Но,Надя, точно тебе говорю — нечисто в том доме.

Ночами такое там делается — кровь в жилах стынет, оторопьберет.

— Ну, хозяева богатые люди, приезжают на выходные, кактеперь говорят, оттянуться.

И считают, что за своим забором могут делать что хотят —никому их не видно.

— Не видно! — хмыкнула тетя Шура. — Но вотпопомни мое слово, добром там не кончится.

— Да что они там делают такого страшного?

— А вот приходи ночью — увидишь! — В глазах тетиШуры зажегся маниакальный огонь.

«Плохо дело», — Надежда даже слегка отодвинулась накрай лавки.

Тетя Шура обиженно замолчала. Ситуацию несколько разрядилприход бабы Мани с подойником.

— Хозяйка, дома ли? — послышался от калитки голосВасильевича.

— Заходите, заходите, — откликнуласьНадежда, — с утра вас ждем.

Заметив ее, Васильевич почему-то не обрадовался.

— Мария Ивановна, подпишите тут и вот тут.

— Это штой-то?

— Протокол, — терпеливо объяснилВасильевич. — С вас вчера показания снимали?

— Ничего с меня не снимали, — рассердилась бабаМаня, — только капитан нагрубил. Надя, глянь-ко, что там написано, очкидолго искать.

— Не положено, — строго сказал Васильевич, —посторонним — не положено.

— Да ты в уме ли? Какая она посторонняя? Она жсвидетель.

— А капитан Свирбенко сказал, что раз документов нет,то никакой она не свидетель. Вы свою личность удостоверить можете? —обратился он к Надежде. — Нет? Ну тогда зачем вам эта головная боль?

— Значит, как десять раз меня по солнцепеку гонять, тоя свидетель, а в документах я у вас не фигурирую.

— Да какая разница? Что вы такого видели, чего они неразглядели? Это капитан так сказал, — поправился Васильевич.

«Много чего, — подумала Надежда, но не стала спорить исобралась домой. — Ничего им рассказывать не буду, пусть сами крутятся».