населения даже разговоров не было. Как это бывает при революциях, на фоне распада и вакуума власти внедрение новых порядков происходило спонтанно, хаотично и сопровождалось обвалом экономики, образования, науки и культуры, коррупцией, развалом морали, разгулом преступности и мучительным выживанием одних и сказочным обогащением других. Реформаторы не обращали на все это внимания — слова народ, население ассоциировались у них главным образом с цифрами расходных статей госбюджета, которые, по реформаторским канонам, следовало сокращать. Когда заходила речь о проблеме в экономике или социальной сфере, ответ почти всегда был один: «На это бюджетом выделено…». Реальное состояние дел и положение людей, выносивших все тяготы «демократических реформ», демократов не интересовало. В 1992 г. милицейская служба неоднократно взывала к финансистам — преступность возросла многократно, зарплата милиционеров мизерна, месяцами ее вообще не дают, обеспечивать законность невозможно, а в правительстве отвечали одно — «В казне нет денег»; наконец решили серьезно поговорить с руководством финансистов, те как всегда — денег нет и неясно, когда будут, и посоветовали ведомству внутренних дел, отвечающему за порядок в стране, решить проблему просто: разрешить милиционерам в свободное от службы время переодеваться в штатское и подрабатывать в структурах безопасности и охраны в частных компаниях. На вопрос: «Вы понимаете, что говорите — что из этого выйдет?!», — получили ответ: «А что тут такого?». Похожие разговоры с реформаторами были не у одного МВД — у всех силовиков, и не только. Так рождались сегодняшние реалии…

Борис Ельцин с генеральным секретарём НАТО Хавьером Соланой (Reuters)

За исключением октябрьских событий 1993 г., демонтаж неудавшегося социализма происходил в России без применения силы, однако человеческие и материальные потери «лихих 90-х» сопоставимы по своим параметрам с массовыми жертвами и разрухой силовых революций и гражданских войн — из-за обвала уровня жизни, обнищания, безработицы, невыплаты зарплат, ухудшения соцзащиты, здравоохранения, от болезней, алкоголизма и просто безысходности миллионы людей умерли преждевременно. Ответ монетаристов на это был простой: помрут миллионы — мамаши нарожают новых. В 2015 г. С.Ю. Глазьев отмечал, что «…если бы советское, а затем постсоветское руководство избрало путь постепенного внедрения рыночных механизмов и создания условий для частного предпринимательства при сохранении государственного контроля, собственности и планирования в базовых и инфраструктурных областях, включая банковский сектор и СМИ, катастрофы бы не произошло»[11].

Эйфория демократии и реформ длилась недолго и все больше сменялась разочарованием — становилось ясно, что страну снова завели в тупик, новые лозунги оказались очередной обманкой. Во 2-й половине 90-х в разговоре со мной главный советник Запада по экономическим реформам в России Дж. Сакс сказал, что если бы он знал, что из реформ выйдет, никогда бы не взялся за такое дело. Однако, как бы ни оценивать те годы, страна сдвинулась в сторону «нового мира», стала другой, сложилось новое жизнеустройство, в котором свобода предпринимательства, рынок, демократия и новая система власти сформировались в России в том виде, с теми свойствами и качествами, какие могли реально получиться в результате правления монетаристов. Но, как пишет о результатах реформ А.И. Агеев: «Постсоветский этап открыл дорогу не только индивидуализму, глобализму и капитализму с его тягой к быстрому накоплению любой ценой, монополизации и криминализации любых рынков, включая рынок административных услуг…». При всем этом «произошло восстановление едва ли не всех форм жизнеустройства и властвования, когда-либо открытых в нашей истории…», и это удержало страну от еще более страшных катастроф, чем те, которые произошли, «…и не позволило парадигме тотального монетаризма, всеобщей продажности, лукаво названной рыночностью, достичь всеохватывающего господства»[12].

Джеффри Сакс на пятом Гайдаровском форуме в Москве (2014 г.)

То, что состоялось, стало новой жизнью страны со всеми минусами и плюсами. Духовное наследие и некоторые социальные порядки прежнего строя, а также все еще живая память значительной части населения о Советском Союзе является частью этой жизни — не все, что было изругано и отвергнуто, исчезло и перестало существовать. Нынешнее российское жизнеустройство определяют по-разному, кто как горазд — от тоталитарного недемократического режима до грабительской капиталистической системы, некоторые авторы называют сложившийся строй госкапитализмом с рудиментами социалистического и досоциалистического прошлого, что не лишено оснований. Как бы то ни было, при всех российских реалиях конвергенция состоялась, а ее результаты, как и результаты всех революций, по определению не могли быть однозначными.

Обстановка и настроения в стране по сравнению с «лихими 90-ми» изменились, но парадигма денег и собственности по-прежнему преобладает, либеральное дело не умерло — его последователи и представители во власти продолжают влиять не только на экономику и финансы, но и такие ключевые сферы, как образование, культура и информационная сфера. Вопрос приобретает все большую остроту — приверженность В.В. Путина стабильности, демократии, балансу во внутренней политике, защите прав человека, рыночной экономике и пр. понятна, все это надо сохранять, развивать и защищать, но в обстановке, когда Запад может пойти ва-банк и вдобавок, ко всему им уже сделанному, развязать с Россией силовой конфликт, гибридность в российской власти и политике слишком опасна. Не хотелось бы, чтобы на новом витке истории сбылся приведенный В.С. Пикулем в романе «Моонзунд» разговор персонажей летом 1917 г.: «Россия не была готова к войне — говорили одни. — А что тут удивительного? — отвечали другие. — Разве Россия когда-либо была к чему-то готова? Это же естественное ее состояние — быть постоянно неготовой»[13]. Я имею в виду готовность не только военную — запасы прочности в этой сфере есть, здесь многое делается; речь идет о готовности власти и страны к действительно серьезным испытаниям — готовности политической, экономической, организационной и, что очень важно, духовной. Как бы ни повел себя Д. Трамп и любая новая американская администрация, гарантии должного поведения США и Европы во время его президентства — или правления любого другого американского президента — вряд ли возможны. Сегодня в Вашингтоне наряду с одним из самых ранних высказываний вновь избранного президента о том, что надо бы ударить по подошедшему к территориальным водам Америки российскому военному кораблю, слышны, как во времена Дж. Буша-младшего, такие разговоры: «А она вообще кто такая, эта Россия, у нее какой ВВП, что с ней церемониться?!». Готовность противостоять любым событиям может понадобиться России в любой момент обозримого будущего. Иллюзий на этот счет быть не должно.

Интересно, каковы будут судьбы конвергенции в Китае. Китайцы на этом пути зашли далеко, реформы в Китае с самого начала шли по-другому, чем в России, и привели к колоссальным реальным сдвигам во внутренних