Но когда Рыбак свистнул, обоих неудачников выставили за дверь.

— С кем поведешься, — крикнула им вслед Ленка, — от того и наберешься.

Дверь хлопнула, оставив ребят в неизвестности — то ли Мишка заразился от Севки неприятностями, то ли Севка поднабрал у Кефали его проблем.

— Да, — вздохнул Мишка, с грустью глядя в медленно темнеющее небо.

— Есть идея, — Севка сунул озябшие руки в карманы, но мокрая куртка не давала возможности согреться его пальцам. — Берем Ромашкину и идем к Сереге.

— А уроки учить?

За последнее время Мишка не только выпал из своей всегдашней задумчивости, но и оказался неплохим учеником, вспоминавшим о своей недавней непроходимой тупости крайне редко. К тому же ему льстило общение с двумя красавицами класса, которые раньше на него внимания не обращали. Поход к Ромашкиной мог закончиться таким же провалом, как и недавнее чаепитие у Измайловой. А это значило, что Мишка снова мог остаться один, всеми забытый и никому не нужный.

— Скажи, Кефаль, — Тараканов зябко жал плечами, — ты кому-нибудь завидуешь?

Мишка задумался. По-хорошему ему надо завидовать всем, но ему было неплохо и в его состоянии, поэтому он с минуту посопел и ответил:

— Толику во дворе. У него велик классный.

— А мне можно завидовать?

Кефаль глянул на бледного приятеля с лохматыми, торчащими во все стороны волосами, в мокрых ботинках, из которых один шнурок куда-то делся, в мятых грязных брюках и в заляпанной куртке.

— Вряд ли, — протянул он. — Я бы не стал.

— А вот кое-кто стал! — торжественно начал Севка. — И знаешь, как…

Он не договорил. Лицо его вдруг резко осунулось, он хищно оскалился и бросился вперед.

— Эй!

Мишка не сразу сообразил, что происходит. Севка совершил несколько скачков и, словно ловя бабочек, ладонями накрыл кого-то на асфальте. Потом пробежал еще несколько шагов и снова присел. А потом с низкого старта взял такую скорость, что Рыбак только его и видел. Не прошло и секунды, а Тараканов уже скрылся за ближайшими домами.

— Ни фига себе, — выдохнул Мишка. — Это мне чего, здесь его ждать?

Потеряв «управление», Кефаль потоптался на месте и решил на всякий случай сходить к дому Ромашкиной. Они же с Севкой туда собирались.

Идти было далеко. Это Рыбака не очень радовало, потому что ходить пешком он не любил, предпочитая любым прогулкам лежание на диване перед телевизором. Он засунул руки в карманы, набрал в легкие побольше воздуха, и… в голове у него словно радио включили.

— Далеко идешь? — спросил внутренний голос.

— К Ромашке. — Мишка остановился.

— Что ты там забыл? — Внутренний голос вел себя бесцеремонно и явно нарывался на ссору.

— Таракана ждать буду.

Со стороны, наверное, Кефаль смотрелся глупо. Стоит парень посередине дороги и сам с собой разговаривает.

— А тебе не надоело за ним бегать? — жал на самые болезненные педали Мишкиной души противный внутренний голос. — Что ты у него в шестерках засел? Он же тебя использует.

— Брось, — Мишка недовольно мотнул головой. Внутренний голос был очень похож на голос его старшего братана. — У человека проблемы. Что я, помочь не могу?

— Помочь-то ты поможешь, но про тебя все говорить будут, что ты работаешь подпевалой, — безжалостно нудил внутренний голос. — Чего ему помогать? Ты посмотри — парень в шоколаде катается. Все ему дается легко, родичи к нему не лезут, в отдельной комнате может на голове стоять. А ты? Квартира у тебя раздолбанная, батя тебя все время ругает, мать с нотациями лезет, братан уши дерет. Даты Столетней войны запомнить не можешь. Это не ты ему помогать должен, а он тебе.

— Он и помогает. — Рыбак недовольно шмыгнул носом — вспоминать про свой «домашний очаг» не хотелось. Тем более сейчас, когда про этот самый «очаг» так капитально забылось. — Я вон по истории трояк получил. И контрольную по математике написал.

— Ой, контрольную, — голос беззастенчиво издевался над ним. — А у твоего друга вся жизнь сплошное развлечение. Ты ему завидовать должен, а не помогать!

На этих словах в Мишкиной голове заработали тяжелые жернова соображаловки. Что-то за последние пять минут ему часто про зависть говорят. До этого молчали, а теперь все про нее да про нее.

— Это ты о чем? — жестко спросил Рыбак.

— А как же? — заторопился внутренний голос. — Всегда чистенький, аккуратненький, новые тетрадочки, учебники в обложках, девочки на него внимание обращают. Заметь, если бы не он, про тебя до выпускного вечера никто не вспомнил бы. Он и занялся-то тобой, чтобы свое проклятие из тебя изгнать. А так фиг бы он на тебя посмотрел! Даже садиться рядом не стал бы. Помнишь, ему Валька рядом с собой место предлагала? Туда бы он и сел. А ты так и считал бы ворон за окном.

— Я об этом не подумал, — честно признался Кефаль.

— А ты подумай! — Теперь внутренний голос напоминал набатный колокол. Он бил и бил, вызывая тревогу и дрожь внутри. — Вспомни, как все было. Стала бы с тобой Ромашка, первая красавица класса, заниматься? А если Тараканчика сейчас выгонят, а его непременно выгонят, про тебя снова все забудут. Кому ты будешь нужен?

— Чего это его выгонят? — Мишка старательно сопротивлялся накатывающему на него отчаянью. — Все у него будет в порядке!

— У него-то — да, — внутренний голос пошел на последний штурм. — А вот что будет у тебя? Брось ты его. Ему и без тебя хорошо. О себе подумай. Сделай так, чтобы Тараканова выгнали из школы (туда ему и дорога), стань самим собой. Заяви о себе классу. Ты можешь! Ты должен!

Внутренний голос все бубнил и бубнил о раскрывающихся перспективах и блестящих планах и не замечал, что атаковавшая Мишку конница пролетела мимо, снаряды ложатся с далеким перелетом, а пехота, перепутав карты, заблудилась в лесах.

С первого класса у Мишки выработалась замечательная способность «выключать» учителя. Перед доской могло происходить что угодно, Рыбак всего этого не слышал. И даже мог не видеть. Вот и сейчас — усилием воли он «выключил» внутренний голос, развернулся и пошел в обратную сторону.

Внутренний голос продолжал занудствовать о тяжелой Мишкиной жизни, про неудобный диван, про черствый хлеб и дырявые ботинки. Он все надрывался и надрывался, так что у Кефали мозги зачесались. Рыбак сделал несколько шагов и остановился.

— 1337–1453, — произнес он вдруг.

— Что? — прервал свою патетическую речь внутренний голос.

— Даты Столетней войны 1337–1453, — ответил Мишка. — Сам ты ничего не знаешь, иди отсюда.

И в его голове наступила благостная тишина.

По природе Рыбак был медлителен в размышлениях, но ему всегда было плевать на то, что происходит вокруг. Поэтому Мишке никогда не было досадно, если у кого-то что-то лучше получалось. Прибежал первый — ну и что? В году пятерка по математике — ну и пусть. Главное, чтобы его не очень трогали. Общение с Таракановым сильно изменило вечного двоечника. Он понял, что знания — это не то, что хотят от ребят получить учителя. Знания — это то, что самому интересно применить на практике. Остальное его по-прежнему не волновало.