Этот красивый канал дети, вполне вероятно, могли полюбить не меньше железной дороги, но железную дорогу они, во-первых, обнаружили первой, в первое же свое утро здесь, когда и дом, и земли, его окружавшие, и болота, и камни – все было для них еще внове, и о канале они еще попросту не имели понятия. А во-вторых, на железной дороге к ним сразу же отнеслись по-доброму и начальник станции, и носильщик, и старый джентльмен, всегда им махавший из поезда, а люди с канала были какими угодно, но только не добрыми.

Люди с канала – это, конечно же, барочники, направлявшие вверх или вниз по нему грузные неповоротливые баржи. Иногда они запрягали в них старых лошадей и шли рядом с ними по берегу, пока те, выбиваясь из сил, тянули за канаты тяжелое судно.

Питер однажды встретил такого барочника и спросил у него, сколько времени. Барочник с яростной бранью велел ему убираться с дороги, и Питер послушно исполнил приказ, даже не догадавшись ему заявить, что имеет такое же право на эту дорогу, как он. Достойный ответ грубияну пришел ему в голову только позже.

А еще одна неприятность произошла здесь с детьми, когда они вознамерились порыбачить в канале. Завидя их с удочками, какой-то мальчишка на барже начал метать в них куски угля, один из которых пришелся Филлис по шее, когда она, наклонившись, завязывала шнурки. Эффект был не слишком болезненным, но рыбу ловить после этого ей совсем расхотелось.

Впрочем, сейчас Бобби чувствовала себя в совершеннейшей безопасности и с удовольствием любовалась с моста на канал, зная, что, если какому-нибудь еще мальчишке вздумается затеять обстрел углем, ее надежно защитит каменный парапет. Впрочем, стоять ей пришлось здесь недолго. Вскоре послышался стук колес, ради которого она и предприняла это маленькое путешествие.

Колеса принадлежали двухместному экипажу, владельцем которого был, конечно же, доктор.

Заставив лошадь остановиться, он крикнул:

– Привет, старшая медсестра! Тебя куда-нибудь подвезти?

– Мне было нужно увидеться с вами, – ответила Бобби.

– Надеюсь, маме не хуже? – пролегла у него меж бровей тревожная складка.

– Н-нет, но…

– Ну-ка, запрыгивай внутрь и поехали покатаемся, – распорядился доктор.

После того как Бобби уселась в коляску, гнедую лошадь заставили развернуться. Это определенно ей не понравилось, потому что она уже вся была в предвкушении пятичасового чая, а вернее, пятичасового овса, который теперь от нее отдалялся.

– Как здорово! – воскликнула Бобби, когда коляска понеслась вдоль канала.

– Отсюда бы можно запросто засветить камешком в любую из ваших трех труб! – азартно блеснули глаза у доктора, когда они пролетали мимо их дома.

– Но чтобы попасть, нужно быть очень метким, – заметила Бобби.

– А может, я именно меткий и есть, – усмехнулся доктор. – Ну так зачем я тебе понадобился?

Она в смущении принялась ковырять какой-то крючок на внутренней обшивке экипажа.

– Давай же, выкладывай, – поторопил ее доктор.

– Видите ли, это довольно трудно выложить из-за того, что мама велела, – с усилием проговорила она.

– А что именно мама велела? – переспросил он.

– Не трезвонить по всей округе о том, что мы бедные, – пояснила она. – Но вы ведь не вся округа.

– Точно не вся, – с ободряющим видом подтвердил доктор. – Так что валяй преспокойно дальше.

– Ну, я знаю, что доктора слишком мно… Ну, то есть услуги их стоят дорого, – начала она. – А миссис Вайни вот говорит, лечение ей обходится всего за два пенса в неделю, потому что она член клуба.

– И? – вопросительно глянул доктор на Бобби.

– Видите ли, она перед этим еще сказала, какой вы хороший доктор. А я удивилась, что она может себе позволить у вас лечиться. Она ведь гораздо беднее, чем мы. Я бывала у нее дома и знаю. Вот тогда-то она мне и объяснила про клуб. И мне пришло в голову. Ну, чтобы мама не беспокоилась… Ой… В общем, не можем ли мы тоже быть членами клуба, как миссис Вайни?

Доктор молчал. Он был тоже совсем небогат и страшно обрадовался, когда Дом-с-тремя-трубами обрел новых жильцов, которые стали его пациентами. Поэтому сильно подозреваю, что, выслушав Бобби, он испытал весьма сложное чувство.

– Вы на меня не сердитесь? – очень тихо спросила она.

– Сержусь? – встрепенулся он. – Да как я могу сердиться на столь разумное маленькое создание! Значит, так: прочь тревогу. Обещаю, что мы с твоей мамой великолепно договоримся, пусть даже для этого мне для нее будет нужно открыть новый клуб. А теперь смотри в оба: здесь начинается акведук.

– Акве… что? Я не совсем расслышала, как вы это назвали.

– Акведук, – отчетливо проговорил доктор. – Мост, сквозь который течет вода.

Дорога и впрямь поднималась к мосту над каналом. По левую ее сторону высился каменистый обрыв, склоны которого поросли деревьями и кустарником. С него-то вода и перебегала на специально построенный для нее мост. Огромный арочный мост, пересекавший долину.

Совершенно завороженная этой картиной, Бобби шумно вздохнула.

– Прямо как на картинке из «Истории Рима».

– Ну да, – кивнул доктор. – Очень похоже. Древние римляне были просто помешаны на акведуках. Это ведь потрясающий образец инженерной мысли.

– А я думала, инженеры делают паровозы, – удивилась Бобби.

– Инженеры делают все, что угодно, – принялся объяснять ей доктор. – Дороги. Мосты. Туннели. И даже фортификации. Ну, нам с тобой пора возвращаться. И пусть больше тебя не волнуют счета от доктора. Иначе еще заболеешь. Вот тогда я действительно выпишу тебе счет длиной в акведук, – усмехнувшись, добавил он.

Доктор высадил ее на вершине поля, сбегавшего прямиком к Дому-с-тремя-трубами, и, спешно спускаясь вниз, она была далека от мысли, что поступила как-то неправильно, пусть даже мама считает совсем по-другому.

Бобби, наоборот, как, наверное, никогда еще в жизни была совершенно уверена в собственной правоте, и на подходе к дому все внутри у нее ликовало.

У задней двери ее повстречали Филлис и Питер, чистые и аккуратные до потери естественности. У Филлис даже алел в волосах свежий бант. Бобби кинулась спешно тоже себя приводить в порядок и к моменту, когда прозвенел колокольчик, успешно справилась с этим, тщательно под конец причесавшись и повязав волосы голубой лентой.

– Ну вот, – сказала ей Филлис. – Колокольчик тебе сообщил, что сюрприз готов. Теперь дождись, когда он опять зазвонит, и можешь входить в столовую.

И Бобби начала ждать. «Динь-динь» – наконец сказал ей маленький колокольчик, и она, немного смущаясь, вошла в столовую, за порогом которой ее окружил мир яркого света, цветов и пения. Мама, Питер и Филлис стояли в ряд у дальнего конца стола. Ставни были затворены, зато на столе сияли двенадцать ярких свечей, по одной на каждый прожитый Бобби год в этом мире. Стол устилал ковер из цветов. Около места Бобби, в центре толстенного венка из незабудок, лежали манящие свертки с подарками. А мама, Питер и Филлис пели на мелодию «Песни Святого Патрика» слова, сочиненные мамой в честь дня рождения Бобби. Она каждый ее день рождения сочиняла что-то на эту мелодию, начиная с того момента, когда ей сравнялось четыре года. Филлис тогда была еще несмышленым младенцем, а Бобби вот заучила мамины стихи, что стало очень приятным сюрпризом для папы. Сейчас она вдруг подумала: «Интересно, а мама-то помнит о тех своих давних словах?» Потому что сама-то Бобби прекрасно их помнила. И слова эти были такие: