все сплошь испытанные бойцы — Юный Праймус, Черный Мун, Одноглазый Грок, Табуил из рода Табуилов и многие другие. Да, есть среди них, конечно, и Франтишек Котик. Талисман корабля, опытный рубака и лучший надраиватель палуб от южных до северных морей. Без него, как известно, не видать морскому удальцу удачи. Иные капитаны (но не Мэл) даже дрались в трактирах до кровавой юшки и стрелялись из камнеметов до результата, решая, у кого на корабле он будет плавать. То есть, ходить.

Корабль Мэла зовется Вэйвин. Черны его паруса, но ещё чернее сердца мэловой команды. Грабят они города, топят корабли по дюжине за раз, не щадя ни старых, ни малых, берут богатую добычу и снова уходят в морские дали. И только зловещий хохот Мэла долго ещё звучит над волнами, а дым из его огромной чёрной трубки застилает горизонт.

От века нет капитану покоя, ведь лежит на корабле страшное проклятие: никто из его команды не сможет сойти на берег, пока не разыщут они край мира. Вот и плавают бедняги, то есть ходят от южных пределов до северных и клянут судьбу. Всеми огнями закалённые, всеми штормами испытанные, собрались на шхуне просоленные морские волки. Но даже и они нет-нет, да и пропьют… то есть прольют слезу при виде родных берегов в утренней дымке, и тогда смягчатся их злобные сердца. Но нет, как видно, у мира края, и снова, на горе богатым городам, выплывает из тумана носовая фигура Виверны, и снова льются кровь и слезы… Ну да, фигура Вэйвин, а я как сказал?..

А при штурме городов и замков Мэл с гигантской шпагой в лапе первым сходит на берег…

Да, сходит на берег, как без этого можно освобождать города, изнывающие под властью подлых губернаторов, вешать жестоких королевских адмиралов на реях, чинить суд и расправу, но щадить стариков и детей?

Так вот, он первым со шпагой в лапе бросается в бой, и за ним его верные бойцы — Одноглазый Праймус, Грязный Мун на своей деревяшке, Тубаил из рода Тубаилов… и Котик… и все остальные. Смерть, резня, хаос!.. В общем, в жестокой сече благородные пираты побеждают врагов, и тогда ликующие жители вносят их в освобождённый город на руках. А красавицы выстраиваются рядами вдоль улиц, бросают в воздух чепчики и плачут от счастья.

А потом юная и невинная дочь губернатора… слушай, милая, неси ещё пива! От твоих колбасок с чесноком у меня в горле просто пожар!

Безмолвный разговор

Какая прекрасная сегодня ночь! Небо словно тёмная гладь речных затонов, звёзды — будто огоньки светлячков, кружащих в нескончаемом танце.

Ветер пахнет солью и скорой весной. Если закрыть глаза, покажется, будто вокруг снова родные северные края. Там куда ни глянь — васильково-синий океан и до середины лета громоздятся в воде огромные льдины, а на голый песчаный берег выползают морские львы. Там кружатся над заливом белые чайки. Их печальный крик до сих пор снится мне по ночам. Они зовут меня домой. Хотелось бы мне снова однажды увидеть родной край… Но в этом мире всему отведено своё время, и пора отправляться на Север, я это точно знаю, ещё не пришла.

Далеко внизу, там, где море лижет серую гальку пляжа, пролегают дороги чужих судеб. Их узлы и извивы мерцают во тьме.

Это особенная ночь, малыш, сегодня грани миров истончаются, а Знающие и Видящие знают и видят. Нити твоей судьбы горят ярко, их легко прочитать. Однажды ты отправишься в путь, и будет он извилист. Придется тебе встретить по дороге друзей и врагов, пережить горе и радость, не раз прослыть дураком, а иногда — блеснуть знанием. Дорога приведет тебя в тайный город, названия которого пока не ведают даже мудрейшие из мудрых. А впрочем, кто теперь поручится, что в конце пути в их сонм не попадешь и ты сам!

Я не стану заглядывать чересчур далеко, чтобы не печалить сердце слишком многими знаниями. Пусть финал твоей истории останется загадкой даже для меня.

И по следам судьбы твоего брата, как бы часто ни пересекались они с твоими, я идти не хочу. У него — своя дорога и своя жизнь.

Сейчас ты слишком мал, ты в самом начале пути, все твои великие свершения и досадные неудачи где-то там, за седьмым поворотом, в сумраке будущего. Пока ты только лишь крохотный любопытный дракончик, сбежавший без дозволения родителей на высокий утес.

Ты искал Молчаливого, древнего отшельника, что поселился в здешних горах три тысячи лет назад и с тех пор, говорят, не проронил еще ни слова. Ты хотел доказать друзьям и насмешнику-брату, что ничего не боишься, хотя на самом деле отчаянно трусил в душе. Что можешь все, хоть и знал, что не можешь почти ничего. Никто не способен сыскать Молчаливого, говорите? А я возьму и сыщу! Ты бродил весь день напролет, сбил лапы, исцарапал брюхо, но, конечно, так никого и не нашел.

Когда-то — о, Небо, как же давно! — я тоже был таким, как ты. Маленьким, наивным и непоседливым. Я хотел познать все тайны мира и одолеть все вершины, я болтал без умолку и всё время куда-то бежал. Больше мне некуда спешить, да и собеседник у меня теперь всего один — я сам.

Сейчас ты слишком юн, ты не поймёшь меня, но, может статься, однажды тебе тоже захочется уединения и тишины. И уже тебя будет тщетно разыскивать по горам и пещерам юное, любопытное поколение.

Не жалей на закате жизни о том, что было и прошло, как не жалею я. Принимай подарки и удары судьбы с одинаковой лёгкостью. И, может быть, однажды обретёшь истинную мудрость.

А пока спи спокойно, дитя, пусть здешние теплые ветры, так непохожие на ледяные вихри Севера, охраняют твой покой. И вот тебе моя чешуйка — будем считать, что ты и вправду смог меня отыскать.

Первый иней

Ещё только вчера вечером горные луга стояли ярко-зелёные, нагретые заходящим солнцем, и от запаха трав кружилась голова. А поднявшись рано утром, Роже просто не узнал родные места. Вся огромная долина, зажатая между скалами, отливала теперь в лучах рассвета серебром и этим очень напоминала блестящую