Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты лжёшь, старик! — закричал Рюдзин, дрожа всем телом. Он почти поверил. — Обманщик! Никуда не уходи, слышишь? Я только проверю, во всём ты солгал, или нет, и сразу вернусь за твоей головой!
Он бросился к реке, но упал, запнувшись, и почти тут же в небо взвилось длинное зелёное тело.
— Берегись, старик! — прокричал дракон грозно и вихрем умчался на запад. А гадатель, тяжело вздохнув, спрятал кости в мешок, подобрал свою клюку и медленно побрел на восток.
— Эх, молодость, молодость, — ворчал он вполголоса, собирая оставленные Рюдзином оружие, вещи и одежду. — Улетел, а ведь самого главного про себя так и не услышал. Хотя, может, это и к лучшему? Судьбу всё равно не обманешь, так лучше уж не знать во всех деталях, что тебя ожидает. Но ведь с другой стороны, рассуждай так каждый, и я потеряю заработок… А всё-таки ну и странная же линия судьбы… Ох и странная… Никогда ещё такой не видел. Чтобы убийца так изменился…
Старик шёл и шёл, разговаривая по привычке сам с собой, пока на мир не опустились сумерки и не пришло время ложиться спать.
Рюдзин за его головой так и не прилетел.
Узоры в облаках
Над Закатными горами догорало солнце, от мокрых камней веяло вечерней прохладой. Ещё совсем недавно по небосводу ходили громады чёрных туч, а за пеленой дождя нельзя было разглядеть собственной руки. Но теперь вниз по склонам бежали потоки воды, а с прояснившихся небес к вершинам гор пролегла яркая радуга.
Старый Гинмура Рюдзин сидел на ступенях своего храма и смотрел, как вверх по тропинке поднимается высокий человек в белом.
— Здравствуйте, господин, — сказал тот, одолев, наконец, последний поворот тропы и выбравшись на плато.
— Здравствуй, — вернул ему поклон Рюдзин. — Твой путь наверняка был долог, ты устал. Присядь и отдохни. Выпей воды. Гостеприимство моего скромного жилища к твоим услугам.
— Я здесь с важным поручением, — сказал незнакомец, присев рядом с отшельником и вежливо отхлебнув из тыквы. — Я не могу долго наслаждаться отдыхом, пока не выполню наказ отца.
— Понимаю, и всё же прошу тебя немного подождать. Давай просто помолчим и посмотрим на небо. Сегодня оно прекрасно, как никогда.
— Как скажете, господин.
И они сидели и смотрели, как по небу ходят узорчатые, пронизанные солнцем облака, пока светило окончательно не скрылось за горами.
— Что ж?.. — сказал Рюдзин, складывая руки на коленях. Время созерцания подошло к концу. Настала пора беседы.
— Извините, господин, я должен удостовериться, что не ошибся. Правда ли, что вы — тот самый Гинмура Рюдзин?
— Да.
— Тот, что в одиночку убил главу клана Чибимура и всех его старших наследников?
— Да…
— Тот, что не пожалел даже их женщин и детей.
— Это был я, — вздохнул Рюдзин, глядя на темнеющее небо. — Женщины могли поднять тревогу. Дети выросли бы и отправились мстить. Теперь я сожалею о содеянном.
— И всё-таки вам нет прощения, — покачал головой незнакомец.
— Я знаю это.
— Позвольте же и мне представиться. Меня зовут Чибимура Рюмэй, мой отец приходился двоюродным братом погибшему от ваших рук главе клана Чибимура. Моя душа жаждет мести, господин. Я долгие годы хотел вырезать ваше сердце и бросить его на съедение свиньям.
— Вот как, — только и сказал Рюдзин и начал набивать трубку. — У тебя есть для этого все основания.
— Поверьте, убить вас было бы величайшей честью для меня.
— А я со всем уважением принял бы смерть от твоих рук. Но, кажется, сегодня ты здесь не за этим.
— Верно. Меня послали преподнести вам подарок. Теперь вы больше не убийца, вы — жрец Солнца, а потому я принес вам не смерть, но дар для вашего храма.
Над крышей святилища одна за другой зажигались первые звёзды, табачный дым уползал куда-то вверх, смешиваясь с ночным небом. Рюдзин молчал и слушал звон ручья.
— Прости, но моя вера не позволяет мне, служителю храма, принимать дары от приверженцев иных богов, — сказал он наконец и выпустил из ноздрей длинные струи дыма. — Это противоречит всем установлениям.
— Знаю, господин. Но я — ваш единоверец, — учтиво склонил голову Рюмэй. — Отец считал, что это необходимо, и я прошёл все требуемые обряды. Кроме того, я такой же жрец, как и вы, и именно как служитель храма Солнца смиренно прошу вас принять мой дар.
— Отказать сыну Солнца — тяжкий грех, — сказал Рюдзин, чуть помедлив, и внимательно взглянул на своего странного гостя. — Я приму твое подношение, брат мой…
— Благодарю вас. Теперь мой долг исполнен.
К тому времени, как отшельник размотал тугие тряпки, Рюмэя рядом уже не было. Положив свой дар к ступеням храма, он немедленно встал и скрылся в сумерках, церемонно поклонившись на прощание. И не мог видеть, как изменилось лицо старика, когда он понял, что было в свёртке.
— Ты всё-таки жесток, брат мой по вере, — сказал Рюдзин, с трудом поднимаясь на ноги. Плечи его были опущены, голос дрожал. — Ты знал, выбирая дар, как больнее всего меня уязвить…
Медленно, безо всякого желания войдя в храм, жрец одну за другой зажёг свечи у алтаря, и их огонь отразился в полированной стали трёхзубого оружия. Того самого, которое так долго служило ему верой и правдой, которое он похоронил на развалинах родного дома, навсегда прощаясь с ремеслом убийцы, много-много лет назад и никогда больше не чаял найти. Того самого, которое он будет теперь вынужден видеть каждый день, совершая положенные обряды.
Драгоценный дар единоверца нельзя упрятать в дальний сундук, нельзя выбросить или продать. Его можно разве что подарить другому жрецу Солнца, забредшему случайно в горные края. А до тех самых пор подношение положено держать на видном месте, вблизи алтаря и символов веры. А значит — каждый день вспоминать заново о страшных грехах молодости.
— Это была хорошая месть, — сказал Рюдзин позже, снова выбравшись на свежий воздух. — Ты сумел сделать мне больно, а я не могу и не хочу ответить тебе тем же. Знай, брат мой, что я принимаю свою участь со скорбью и смирением. Сама судьба поднесла мне эту горькую чашу, и я буду пить её до дна.
Рядом не было ни