развлечений долгожитель предпочитал нарды, домино и шахматы. Напротив администрации, возле магазинчика собирались сельские деды и играли до темноты. Самым не любимым и тоскливым временем дня для Джарназа являлся вечер. Одиночество и уединение со своими мыслями было не всегда ему по душе. В такие моменты старик старался быстрее уснуть, чтобы поскорее встретить новый день.

В одно утро Джарназ проснулся без настроения. Он как обычно спустился в зал, чтобы поговорить с фотографиями. Но не как раньше – шепотом, а во весь голос, порой даже кричал. Не сделав привычную для себя зарядку и обойдясь без завтрака, он взял таз с пшеном и отправился на ферму. Без всякого дружелюбия и общения высыпал на землю корм, и даже не позвав цыплят, вышел в огород, где сел под грушевым деревом и о чем-то глубоко задумался. Несколько часов старец просидел без движений, даже мимика не менялась, оставаясь хмурой на бледном лице. Но от прогулки до центра он не отказался. В магазинчике его как всегда встретили радужно, с уважением уступив место. Предлагали сыграть. Джарназ ничего не отвечал, лишь качал головой, давая понять, что отказывается. Пробыв совсем недолго в компании дедов-игроков он вернулся домой. Захлопнув входную дверь и оставшись вновь наедине с собой, целый день молчавший старик неожиданно заговорил:

– Как это я забыл про наше гостеприимство! Жду гостя, а сам ничего не делаю, чтобы достойно его встретить. Первым делом надо прибраться, – Джарназ взял веник и принялся подметать пол в доме. После сменил веник на метлу и проделал тот же процесс, но уже во дворе. Добившись чистоты, – старик взглянул на время.

– Надо бы поторопиться. К приходу гостя все должно быть готово!

Начал он с приготовления мамалыги. Джарназ повесил над огнем маленький котел с водой, решив, что для одного гостя, его будет вполне достаточно. Собрав свежую зелень и, включив печку под кастрюлей с фасолью, Джарназ схватил рукой лопату и отправился в огород. Встав возле самого большого дерева, он сделал десять шагов на восток, потом еще десять на юг.

– По такому случаю грех хорошее вино на стол не поставить. Многие годы пряталось оно в недрах земли нашей великой от света и воздуха, обретая крепость и неповторимый вкус, – с этими словами старейшина стал откапывать закопанный им двадцать лет назад напиток.

Накрыв на стол, Джарназ переоделся в лучшие свои вещи, в те, в которых он посещал народные празднования и сходы. Все было готово к появлению гостя. Джарназ нервно поглядывая на часы, ходил из одного угла в другой. В комнате стояла гробовая тишина, слышен был лишь стук секундной стрелки, в то время как старец ожидал стука в дверь.

– Может он забыл, где я живу. Хотя столько раз бывал в нашем доме, – сказал Джарназ глядя на фотографии, висевшие в зале. – Пойду, встречу его, глядишь он блуждает где-то рядом с моим двором, – старец продолжал дискуссировать сам с собой.

На улице в тот день было настолько темно, что нельзя было разглядеть собственной вытянутой руки. Но долгожитель не дойдя нескольких метров до калитки, воскликнул:

– Дорогой гость! Как давно я тебя уже жду, заходи! – Джарназ отворил затвор, приоткрыв калитку. А через пару секунд вернул ее в исходное положение, закрыв ее. Тоже самое он проделал и с дверью, ведущей в дом. За столом он отодвинул стул, приглашая гостя присесть. Задвинув стул обратно,тут же разместился напротив. Хозяин наполнил вином два бокала, воткнул сыр в мамалыгу и, наложив себе несколько ложек фасоли, рассмеялся:

– Прости меня, званый гость. Дело в том, что первый тост на протяжении всей своей долгой жизни я пил за божью благодать. Просил здоровья, милосердия и защиты с его стороны. Если со мной за столом сидела прежде не знакомая мне личность, то я непременно говорил лестные слова Всевышнему зато, что он свел нас, познакомил. Но я не могу восхвалять его за встречу с тобой, – Джарназ встал, и, подняв руки к верху, заговорил уверенным и громогласным голосом:

– Боже, спасибо тебе за те дни, что ты мне даровал. Молю, обрати взор свой на близких мне людей, сопровождай их в жизненном пути и оберегай от бед. Прошу, храни мой народ и направляй его в светлое будущее. Благодарю тебя за мирное небо над головой и плодородную почву под ногами, – осушив сосуд до последней капли Джарназ сел и начал ужинать.

– Мне сто девятнадцать лет. За всю жизнь мне ни разу не довелось видеть Бога, но меня ни разу не покидала вера в то, что он рядом. В этом мире нет ни одного человека, которому я бы не смог взглянуть в глаза. Жить я старался так, чтобы не опустить их и перед Господом, когда попаду на тот свет. Я в силах рассказать сотни историй, когда я, нуждаясь, ждал его помощи, и столько же, когда он помог. Об этом позже, у нас впереди целый вечер, спешить нам некуда.

Джарназ долил пару капель в нетронутый стакан званого гостя, так сказать, освежил, а себе налил по новой, до краев.

– Знаешь, что мне интересно. Своих любимчиков Всевышний забирает пораньше, или наоборот, как мне, дает жить подольше? Ты в моем доме не в первый раз, и все эти люди тебе известны, – Джарназ указал на висевшие настенные портреты.

– Многие из них уже видели тебя в этой комнате. Я всегда считал это лучшим местом для встречи с тобой. Ты долго не приходил, вот я и решил тебя позвать. Этот стакан я хочу поднять за ушедших, – не вставая, промолвил хозяин.

– Сложно становится в этом мире, когда количество твоих знакомых на небесах в несколько раз превышает твое нынешнее окружение. За какой бы стол я не садился, я всегда говорю этот тост. А он в свою очередь говорит о том, что память о них жива, а пока она жива, живы и они. Вечный покой, всех небесных благ, – долгожитель выпил второй стакан.

– Ты не ешь и не пьешь? Или может, ты не любишь мамалыгу? Вот я каждый день могу употреблять ее в пищу, хотя я ее и так каждый день ем. Любопытно, а на том свете есть мамалыга? Мне бы очень хотелось на это надеяться. Тебя не смущает дым сигарет? Вообще, я не курящий человек, но под алкоголь одну можно, – Джарназ вытащил самокрутку и принялся засыпать в нее табак. Делал он это бережно, получая удовольствие от процесса и находясь в предвкушении. Смачно склеив концы бумаги на самодельной сигарете,