И оказалась совершенно права: альва зачислили в мою группу. Я взглянула на невозмутимого остроухого, и в душе поселились сомнения. Сильные такие. Как неразбавленная серная кислота.

В аудиторию мы вошли вместе. Алекс уже сидела там и полировала ногти. Не знай я о том, что она вчера пострадала, — ни за что бы не догадалась. У подруги был весьма цветущий вид.

А дальше произошла торжественная передача альва. Прямо на высшем уровне.

Я официально представила Вира и Алекс друг другу. Подруга подарила остроухому одну из самых очаровательных улыбок. Тех, которые действуют на парней посильнее, чем удар обухом по голове. После таких вот улыбок одни жертвы начинают глупо растягивать губы в ответ, не зная, как связать пару слов. Другие — предлагают донести тяжелые сумки, одолжить (безвозмездно) пару форинтов, написать за нее реферат… В общем, в зависимости от ситуации.

Алекс протянула руку для поцелуя и затрепетала ресницами, рассчитывая на привычный сценарий, но тут случился «упс». А я узнала кое-что интересное о расе альвов. Во-первых, опытным путем выяснилось, что остроухие (один конкретный — так точно) не восприимчивы к магии чар королевы академии. Во-вторых, когда им нужно, вполне неплохо притворяются идиотами. Вместо того чтобы облобызать точеную ручку красавицы, ее пожали. Да что там пожали, потрясли прямо как на собрании руководящих домов империи со словами:

— Весьма рад, весьма рад…

Переливчатая трель звонка прервала знакомство, оповестив о начале занятия. Едва она отзвучала, в аудиторию уверенным пружинистым шагом вошел магистр Мейнхаф, читавший у нас аналитическую алхимию.

— Добрый! Прошу, — отрывисто поприветствовал он, показывая жестом, чего именно «прошу»: присаживаться.

Вообще за этим рыжим полутроллем (хотя по характеру — целым цвергом) водилась такая привычка: он не тратил ничего попусту. Ни слов, ни времени, ни сил, ни (что особенно ценил ректор) реактивов. Даже если последним была цена гнутая медька за ведро…

Алекс тут же дернула меня за локоть, заставляя опуститься на скамью рядом с собой. Впрочем, не одна она поспешила сесть. Вся группа попадала, как спелые груши с дерева под порывом ветра. Лишь альв остался стоять, точно громоотвод посреди деревни.

— А… обменник. — Магистр Мейнхаф политесами не страдал. А его тонкой душевной организацией и вовсе можно было врагов таранить. Причем даже если те — каменные монстры. В броне. И сидят в замке. — Садись за первую парту.

Альв ткнул пальцем себе в грудь, будто уточняя: «Я?»

— А кто? — фыркнул Мейнхаф. — Других «принцесс» здесь нет.

Вир решил, что роль соляного столба — это именно то, что требуется психике рыжего полутролля с развесистыми бакенбардами, и остался стоять. Мейнхаф закатил глаза.

— Мало мне было орков! Только я их выдрессировал, так теперь альвы… — И уже Виру: — Садись, говорю, пока я добрый, а ты живой.

Вир поправил очки, искоса глянул на меня, машущую ладонью: мол, присаживайся, альтернативно одаренный, давай уже. И неспешно пошел к первому ряду. Целых два шага. Сел остроухий через ряд прямо перед нами с Алекс.

Мейнхаф развернулся к доске, взял в руки стило и размашисто начал чертить в воздухе формулу. Она после щелчка магистра тут же увеличилась в размерах так, что видно было даже с задних рядов.

Мы заскрипели перьями, спеша переписать ее. По опыту знали: провисит она в воздухе недолго, поворачиваясь вокруг своей оси. Ровно до тех пор, пока магистр объясняет ее структуру, особенности поляризации и указывает вращающие узлы.

Скрипя пером, я нет-нет да и таращилась на русый затылок и острые уши.

Алекс, заметив это, фыркнула:

— Какой противный…

Она явно имела в виду не преподавателя.

— А зачем ты тогда ему улыбки расточала? — едва слышно спросила я.

— Потому что Алекс Лейрин — воспитанная эйра, а воспитанным эйрам приличия не позволяют говорить все, что они думают.

Я усмехнулась, еще раз убеждаясь, что этикет — свод правил лжи и лицемерия. Впрочем, вслух ничего не сказала. Я уже привыкла, что для окружающих Алекс — олицетворение манер и красоты. С кротостью, правда, были проблемы, но то мелочи, не стоящие внимания.

— К тому же отец обещал мне магомобиль, если альву у нас понравится. Он вроде бы из какой-то знатной семьи… А у отца большие планы по сближению с остроухими.

Теперь стала понятна причина ее любезностей.

Лекция шла своим чередом, я скрипела пером, перерисовывая структурные формулы реагентов, необходимых для получения «кровавого сока» — это качественная реакция, позволявшая отличить яд карху от эликсира забвения.

Алекс старательно изображала увлеченность лекцией и подбивала меня на прогул отработки в оранжерее. Потому что именно в то время на стадионе должна была тренироваться сборная по громобою.

— Нет, — буркнула я, когда подруга пошла на очередной заход. — Я хочу нормально пообедать и отработать уже этот демонов долг. К тому же ты обещала сходить со мной…

— Адептка Росс, адептка Лейрин, если вам хочется на моей лекции убить время, то помните, что оно может ответить вам тем же. А я ему помогу. Ясно излагаю? — Мейнхаф изогнул рыжую бровь.

Я кивнула и тут же уткнулась в конспект, как и положено тихоне. А вот Алекс, наоборот, посмотрела преподавателю прямо в глаза, смущенно улыбаясь и всем своим видом показывая, что она больше так не будет. Во всяком случае, в ближайшие пять минут.

Мейнхаф хмыкнул и продолжил читать лекцию, а Алекс мне шепотом — нотацию. Дескать, приличные юные эйры молодость на отработку в оранжереях тратить не должны.

— А как же альв? Ты же его хотела забрать? — напомнила я.

— Я и заберу. После того, как посмотрю тренировку, — ничтоже сумняшеся заявила она.

М-да, как говорится, привороженный не волк, в лес не убежит. А студент по обмену — тем паче. Ну куда он денется? Будет как миленький вместе с Алекс смотреть тренировку и ждать, пока та «освободится» и «заберет» его к себе. А она еще и обставит это дело так, что Вир будет считать себя счастливчиком, которому несказанно повезло побыть рядом с такой красоткой.

Хотя… Я вспомнила недавнее рукопожатие и усомнилась.

— Адептка Росс! Вы считаете, что если не поделиться мыслью, которая у вас все же сумела зародиться из пустоты, то ваш мозг взорвется? — едко прошелся Мейнхаф, не терпевший на своем занятии нарушений дисциплины.

Я замотала головой, изображая на лице крайнюю степень испуга.

— Не взорвется? — заботливо уточнил Мейнхаф. Нет, все же он тролль, причем целый. — Или не зародится?

Тут с первой парты что-то оглушительно грохнулось на пол. Судя по произведенному шуму — могильная плита.

— Извините, я писчее перо уронил, — невозмутимо отозвался Вир, поднимая с пола то самое перо и… свою сумку. Что он там носит? Булыжник, что ли?