озадаченная Шиманская и тут же спросила: А давно ли он у тебя живёт?

— С миллениума… Я тогда впервые попробовал водку, а потом в моей жизни появился Бориска. Была даже мысль назвать его Дерилием. Но какой же он к чёрту Дерилий? Голимый Бориска…

— Думаю, что дело не в водке, Аристарх.

— Это, кстати, меня сильнее всего и печалит.

— Ладно, а как ты смирился с тем, что видишь привидение? Мне, например, сейчас очень не по себе и даже немного страшно.

— Не бойся, он почти безобидный и, собственно, мне Бориска по барабану, а если бы этот персонаж не пил столько водки, было бы, вообще, абсолютно всё равно.

— Бухающее привидение — это что-то новое, широко улыбнулась Эвелина, сильно обрадовавшись безобидности Бориски.

— Для тебя, может, и новое, но я других не видел, — рассмеялся Аристарх, его порадовало, что появилась возможность обсудить вездесущего Бориску.

— Смотрю, ты уже освоился и даже девок в квартиру таскать начал, — неожиданно наехал Ельцин.

— Смотри-ка ты, заговорил, — вздрогнув о неожиданности, обалдело прошептала Шиманская.

— Он не только пьющий, но и много говорящий, — с видом эксперта, иронично произнёс Майозубов, нахально уставившись на Бориску.

— Странно, но мне казалось, Аристарх, что у тебя ко мне масса вопросов накопиться должно, — не обращая никакого внимания на шутливые речи молодых людей, выдал Бориска.

— В этом ты прав — вопросов куча… Представляешь, даже не знаю с чего начать.

— А я подожду, — как-то уж слишком благодушно прорычал Борис Николаевич и растворился в воздухе.

— Ничего себе, реально привидение, — удивлённо выдохнула Эвелина, отметив это неожиданное исчезновение.

— Он всегда так исчезает, но поставь на стол водку, тут же появится. В общем, приставучий призрак и заправский алкаш.

— А у тебя к нему какие вопросы, Аристарх?

— Это, пожалуй, очень долгая история, — пробормотал Майозубов и задумался над тем, что происходит. По идее, странностей не становилось меньше, даже наоборот. Реальность, в которой он проснулся, понемногу становилась привычной и, как ни удивительно, объяснимой, ведь, если задуматься, то мозг, при определённых сбоях, может «забыть» огромный массив информации, а значит, все «чудеса» объясняются лишь этим фактом. Вполне возможно, что из-за какой-нибудь травмы или, например, болезни, он помнит только юного себя, того наивного молодого человека из первых дней миллениума, а раз так, то всё, что кажется непонятным, лишь следствие этой абсолютно разумной причины. С другой стороны, сегодня, Бориску видел не только он, но и гостья, так что объяснить присутствие Ельцина алкогольным отравлением уже невозможно. Или же, ситуация ещё хуже — всё не настоящее.

— Шиманская, ты реальная? — испугавшись своих выводов, обратился он к девушке.

— Конечно же, реальная, можешь меня потрогать.

— Это не доказательство, Бориску я тоже могу потрогать. Ведь, если мой мозг болен, он будет обманываться в каждой ситуации, достраивая ту действительность, которая ему кажется комфортной.

— Но я же тоже вижу Бориску, — привела новый аргумент девушка.

— Вот это и пугает… Его гнусную морду я стал видеть после того, как выпил водку на Новый год и, видимо, немного поехал крышей.

— Как же с тобой трудно, Аристарх, налей-ка мне лучше кофе… Поэт посчитал эту идею прекрасной, так как питие ароматного напитка могло отвлечь от путанных, полусумасшедших дум. Более того, доставляло удовольствие что-то готовить. Он не помнил в себе этого качества, но сейчас получал приятные эмоции от бесхитростной кухонной суеты. Эвелина захотела именно чёрный кофе. «Чёрный кофе полезен для печени», — почему-то подумал Майозубов и еле слышно чертыхнулся от этой никчёмной мысли.

Через несколько минут на столе стояли две небольших кофейных чашки с горяченным, свежеприготовленным напитком. Яркий аромат охватил кухню, наполняя приятным предвкушением и расслабляющей негой.

— Хочешь крутой фокус? — неожиданно спросила Эвелина.

— Ну давай, — согласился поэт.

— Тогда нужна твоя помощь. Ты же поможешь?

— Конечно, — улыбнулся чуть заинтригованный Аристарх, ему реально захотелось немного развеяться.

— Ты должен взять в правую руку предмет и сказать, что это.

— Это солонка.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Подними руку с солонкой вверх и держи. Теперь бери любую вещь в левую руку.

— Держу салфетки.

— Ты в этом уверен, Аристарх?

— Не издевайся, конечно, уверен.

— А теперь скажи, что в моих руках?

— Без сомнений, тетрадь для стихов.

— Можешь удержать её зубами?

— Да, давай удержу.

— А теперь сильно вытяни обе руки вверх и встань на цыпочки, расслабляющим голосом произнесла Эвелина и дождавшись, когда Аристарх исполнит её просьбу, тут же плеснула обжигающий кофе поэту на живот. Тот резко дёрнулся от боли, и быстро положив солонку и салфетки на стол, стал в бешенстве стряхивать напиток. Потом, всё-таки, взял себя в руки, вынул тетрадку из рта и, аккуратно положив её на стол, довольно сердито обратился к гостье: «Ну и в чём фокус»?

— Давай сначала вспомним, что у тебя было в руках и зубах, — улыбаясь, сказала Эвелина.

— В руках солонка, салфетки, а в зубах тетрадка.

— Ты уверен?

— Абсолютно уверен и лучше говори в чём прикол, а то я реально злюсь.

— Ты стоял на цыпочках и не шевелил ногами?

— О, Боже, да!

— То есть, облить тебя кофе могла только я? Ведь твои руки держали другие предметы, даже твой рот кусал тетрадку и какие бы слухи не ходили о твоей мужской силе, манипуляция с чашкой кофе совершенно невозможна.

— Да!

— Так значит, я абсолютно реальна и вовсе не плод твоего воображения, — строго произнесла Эвелина и пододвинула к себе вторую чашку кофе.

— Да, Ши, получается, что так, сам себя я облить ну никак не мог, — задумчиво ответил Аристарх и, на всякий случай, отошёл в сторону.

— Не дёргайся, больше поливать тебя кофе не буду, этот просто хочется выпить, — весело рассмеялась гостья.

— И при всём при этом, ты видела Бориску?

— Да, я видела твоё комнатное привидение, и оно тоже, очевидно, своеобразная реальность, ведь настоящий Ельцин давно помер.

— Вот, гад, сдох… И давно?

— Если не ошибаюсь, году так в две тысяче седьмом.

— А пятнистый тоже сдох?

— Это кто?

— Горбачёв.

— Нет, этот пока жив ещё, даже иногда что-то вякает, но всем пофиг. Одного не могу понять, неужели ты ничего не помнишь?

— Всё гораздо хуже, Эвелина, так получается, что я об этом ничего не знаю… Аристарх грустно смотрел на Шиманскую, осознав, что кроме неё, он ни в ком не найдёт ни поддержки, ни понимания.

— Я вот подумала, после призрака Бориски меня ничто не удивит, но, похоже, не права. Давай уж, рассказывай всё, как есть.

— Да тут и скрывать нечего, последнее, что помню о себе — это, как уснул в двухтысячном, после возлияний с Бориской. Пили