Вера никогда не чувствовала себя так одиноко.

Она давно выпила шоколад и съела пирожное.Оставаться тут дольше было неудобно. Вера решила проведать бабу Зину – в концеконцов, не убьет же та ее, если узнает, что она не была в школе. И потом, вкафе было холодно, а баба Зина позовет к себе или в крайнем случае даст ключи.Не сидеть же тут до вечера.

...Вера вышла из метро и почти сразу увидела втолпе бабу Зину, которая шла ей навстречу. Она заметила ее издалека, но сразуне узнала. Баба Зина шла, натыкаясь на прохожих, и, как показалось Вере,плакала, потому что она то и дело вытирала рукавом лицо. Иногда онаостанавливалась, сиротливо озиралась по сторонам и, всплеснув руками, как будтоуслышала что-то обидное, снова пускалась в путь.

– Баба Зина! – окликнула ее Вера.

Баба Зина остановилась, посмотрела на Веру изаплакала.

– Баб Зин, ты что?

– Шурка, – сказала баба Зина, продолжаяплакать.

– Что-то случилось?

– Шурка, – снова сказала баба Зина и опять ненашла в себе сил закончить.

– Что?!

– Шурка с балкона прыгнула, – наконецвыговорила она и зарьщала. – С ба-алко-о-она! Шу-урка!..

Вера стояла, уставившись на бабу Зину, котораярыдала, размазывая по лицу слезы. Прохожие оглядывались, с недоумением наблюдаяза этой сценой. «С балкона?» – спросила себя Вера. Наверное, ей послышалось.«Как с балкона? Нет, это какая-то ошибка».

«Это какая-то ошибка», – хотела сказать Вера,но вместо этого спросила – и это было первое, что пришло ей в голову:

– Она жива?

Баба Зина хотела что-то сказать, но не смоглаи снова зарыдала.

– Жива?!

Теперь это слово поделило мир пополам: по однусторону жизнь, по другую – смерть. И прежде чем баба Зина ответила, стольковсего пронеслось у Веры в голове: как Шурка курила, сидя на лавке, и как ониели голубцы.

– Ой, жи-и-ва... – наконец сказала баба Зина.

Теперь Вера должна была задать еще одинвопрос, но она не знала, как это сделать. Пока она подбирала слова, баба Зинанемного успокоилась и, собравшись с силами, сказала:

– Машка пришла, соседка ее, они в одном классеучатся, и говорит: Шурка с балкона прыгнула. Видно, как от меня пришла, такпры-ыгнула... о-о-й...

– И что? Она дома?

– В больнице. Я сейчас туда звонила – картукупила и позв-о-онила...

- Ну?

– Ей операцию сде-е-лали...

– А больница какая?

– Подожди, – сказала баба Зина и на этот развытерла лицо платком, который достала из кармана. – Сейчас ко мне поедем. Я приготовлю,что надо, а ты отвезешь. Отвезешь? – спросила она и с недоверием посмотрела наВеру, как будто сомневаясь, можно ли ей поручить такое важное дело.

– Отвезу. А ты?

– Я не могу, – сказала баба Зина. – Тамспрашивать станут: кто такая, откуда. Что я скажу? А тебе можно – скажешь:подруга. Поняла?

– Поняла.

– Тогда пойдем. А то пока приедем, покасоберем что надо...

Всю дорогу баба Зина говорила без умолку,рассуждая, что можно есть человеку, который прикован к больничной койке.

– После операции, наверное, нельзя есть? –спросила баба Зина.

– А какая операция?

– Не знаю. Они не объяснили. Сказали: сделалиоперацию.

– А еще что сказали?

– Сказали: состояние стабильное.

– А еще?

– Больше ничего. Ты мне оттуда позвони - ятебе телефон напишу. Поняла?

– Поняла.

У метро, вытряхнув из кармана гору мелочи,баба Зина купила два лимона, связку бананов и пакет грейпфрутового сока. Верауговаривала ее взять денег, но баба Зина наотрез отказалась. Пока ехали вавтобусе, она всю дорогу бормотала что-то себе под нос про какую-то новуюночную рубашку, которая у нее есть, и про разные необходимые в больницепредметы.

– Чашку надо не забыть, – сказала баба Зина,когда они вышли из автобуса. – Отец, наверное, с работы поедет – ему не до тогобудет. Как ты думаешь?

– Думаю, да.

– И я говорю: не до того.

Так, рассуждая о том, что может потребоватьсячеловеку в больнице, они добрались до дома, и уже через час Вера снова стоялана автобусной остановке с полиэтиленовым пакетом, набитым провизией, и адресомбольницы, который баба Зина аккуратным почерком переписала на отдельный листбумаги и, сложив вчетверо, вручила Вере.

Вера сдала куртку гардеробщице и направилась клифту, но в дверях ее остановил охранник.

– Куда идем?

– В первую хирургию.

– А сменная обувь?

– Извините, я не знала.

– А пропуск?

– Понимаете, там лежит моя подруга, ее толькосегодня привезли. Мне надо ей кое-что передать. И потом, я просто узнать хочу,как она там. Я только вещи ей отдам – и назад. Я на одну минуту. Пожалуйста.

– Паспорт есть?

– Есть.

Вера достала из рюкзака паспорт с золотымдвуглавым орлом на обложке и протянула охраннику.

Он записал ее данные в толстую амбарную книгу,которая лежала на столе, и, кивнув в сторону лифта, сказал:

– Третий этаж.

Вера битые полчаса дожидалась на посту дежурнуюсестру – наконец она появилась.

– Извините, – обратилась к ней Вера, изо всехсил стараясь быть вежливой,– в какой палате лежит Кузнецова? Ее привезлисегодня утром.

– К ней только по уходу можно, если пропускесть.

– Пожалуйста, я на одну минуту.

– Она в послеоперационной палате – тудапосторонним нельзя.

– Я не посторонняя.

– У нее уже отец был. И брат. Это не домотдыха, а больница.

– Скажите, – спросила Вера, оставив еезамечание без ответа, – а есть ей можно?

– Вечером будет можно – когда от наркоза отойдет.

– Ну вот, – обрадовалась Вера, – я как разпринесла ей поесть: лимон в сахаре, грейпфрутовый сок и оладьи – это можно?

– Можно. А мать ее где?

– Понимаете, матери нет.

– Вообще?

– Вообще.

– Ладно, иди. Только недолго. Четвертаяпалата.

Медсестра показала на дверь рядом с постом.Табличка на двери гласила: «Вход воспрещен!» От этого восклицательного знакаВере стало не по себе, но она вошла. Шурка, бледная, как полотно, лежала наспине с закрытыми глазами, и тут Вера окончательно потеряла присутствие духа,потому что решила, что Шурка без сознания. Ее левая рука была забинтована. Однанога, до колена закатанная в гипс, была подвязана к перекладине над кроватью, адругая, тоже в гипсе, беспомощно торчала из-под одеяла. На голове тоже былаповязка, но Вера сразу поняла, что это просто ссадина, потому что повязка былалегкая. Все это в считанные секунды пронеслось у нее в голове, но, еще разостановив взгляд на этой повязке, Вера вспомнила, что для того, чтобы остатьсяна всю жизнь инвалидом или, того хуже, отправиться на тот свет, достаточносломать позвоночник, а голова сама по себе.