– Привет, – тихо сказала Шурка и открылаглаза. – А я слышала, что это ты, но хотела еще поспать, пока ты будешь с нейпрепираться.

– Не хотела пускать – уперлась и ни в какую.

И охранник тоже.

– У них работа такая, – сказала Шурка. – А уменя уже отец был – он на работу побежал. И брат он за лимоном пошел, сейчасвернется. Ужасно вдруг захотелось лимона.

– Надо же, – обрадовалась Вера. – Я как разпринесла тебе лимон, – она достала из пакета банку. – Баба Зина сделала – лимонв сахаре. И оладьи. Вот,– Вера поставила на тумбочку запотевшую двухлитровуюбанку, в которой, один к одному, лежали аккуратные, круглые оладьи.

Выглядели они ужасно аппетитно, по-домашнему.

– А сама баба Зина где?

– Баба Зина дома ждет.

– Ты скажи ей спасибо, – попросила Шурка. - Ипривет передай, ладно?

– Передам.

– Садись, – Шурка показала глазами на стул,который стоял у изголовья. – Только эту штуку убери.

Вера взяла судно, накрытое уродливой желтойклеенкой, и, поставив его под кровать, села.

– Ну как?

– Ничего. Ноги, два ребра и сотрясение мозга -мне повезло. А рука – это ерунда, просто царапина. – А резали что?

– Если честно, не знаю. Может, ногу зашивали?

– Больно?

– Пока нет. Я вообще себя хорошо чувствую.

Врач сказал, если внутреннее кровотечение неоткроется, могу считать, что отделалась легким испугом. Но оно не откроется.Просто мне так кажется. Как ты думаешь?

– Нет, конечно.

– Они говорят, через месяц, если все будет впорядке, поставят меня на ноги. Главное, чтобы не хромать. Представляешь,хороша я буду, хромая.

Вера молчала – ей снова стало страшно.

- Вер.

- А?

– Знаешь что?

– Что?

– Я, тогда прыгнула, смотрю: внизу Машкастоит, соседка моя, – голову задрала, глаза вытаращила и смотрит. Я падаю, асама думаю: вот, Машка смотрит. Потом открываю глаза и понимаю, что жива. Анадо мной Машка стоит и ревет. И главное, совершенно не было больно, а в головетакая ясность – просто удивительно. Но я лежу. И тут меня как будто осенило: разжива, думаю, надо выкручиваться. И говорю: «Машка...» А она ревет. «Машка, –говорю, – я на балкон вышла, чтобы покурить. Села на перила и упала, слышишь?»«Слышу», – говорит, а сама ревет. «На перилах сидела и упала, понимаешь?» –«Понимаю». – «И «скорой» скажешь?» – «Скажу». Если бы не она, меня бы в дуркуупекли: привели бы в чувство – и в дурку. А так вроде ничего – несчастныйслучай вроде, потому что, кроме Машки, никто не видел. Я специально сказала,что курила, чтобы отец ничего не заподозрил: раз я с потрохами себя закладываю,выходит, не вру. Просто не знаю, как мне это в голову пришло – как будтоозарение какое-то. «На перилах, – говорю, – сидела и упала». Представляешь? АМашка ревет. И вдруг я чувствую, такая слабость навалилась, как будто я десятькилометров бегом бежала, ужасная какая-то усталость. Я подумала, что умираю, –странное чувство: не то чтобы страшно, а наоборот, спокойно так, хорошо. Все,думаю, умираю, конец. И вижу: детская кроватка, а там мой ребенок – мальчик,красивый такой, и улыбается. А рядом Полкан стоит и лает – не зло, а наоборот,радуется. А ребенок смеется. Ну вот, думаю, это рай. И так мне стало хорошо. Нотут чувствую: кто-то меня по щекам лупит. Просыпаюсь правда, кто-то лупит пощекам. А я ужасно спать хочу, просто кошмар. Но они кричат: «Не спать». И сновастали бить – и больно так, прямо по лицу. Ужасно обидно. А потом открываю глаза– я уже в палате, и отец рядом сидит. И тут я окончательно поняла, что жива.«Господи, – думаю, – я жива!» Жива! Это такое счастье – жить. Счастье,понимаешь? И все будет хорошо... Я поправлюсь, и мы английским будемзаниматься... Будем, правда?

– Конечно, будем.

– А потом я в институт поступлю. И ты. Апотом...

Шурка закрыла глаза – она спала. Вера сиделанеподвижно, не зная, что делать, но уходить не хотелось. Так прошло пятнадцатьминут. Шурка лежала на спине с закрытыми глазами – и Вере вдруг показалось, чтоона умерла. Но когда послышался звук открывающейся двери, Шурка снова открылаглаза и сказала:

– Привет.

Вера обернулась.

– Это мой брат, – объяснила Шурка.

Вера молчала. Такое уже было с ней когда-то, исначала она подумала, что это, наверное, ей приснилось. Так иногда бывает:увидишь что-то – и тебе кажется, что это уже было с тобой раньше, а на самомделе ты видел это во сне. Открыв рот, Вера уставилась на молодого человека ввытертых серых джинсах и красной клетчатой рубашке. Он держал в руке лимон исмотрел на Веру.

Это уже было с ней раньше. И это был не сон.

– Алекс?

- Ты?

Было шесть часов, когда медсестра наконецвыставила Веру и Алекса из палаты. Попрощавшись с Шуркой, они вышли в коридори, не дождавшись лифта, пошли вниз пешком. По лестнице спускались молча, и Верас тоской думала о том, что не знает, куда ей идти и что делать. Она вспомнила,что не позвонила бабе Зине. «Из метро позвоню, подумала Вера, – а тампосмотрю». Ей вдруг ужасно захотелось домой, но, чтобы осуществить это смелоерешение, нужно было собраться с силами, потому что скандал ей гарантирован, асил у Веры не было. Она вспомнила разъяренное лицо отца и пыталась представить,что он может ей сказать. А баба Зина? Баба Зина будет ворчать, но пустит. БабаЗина накормит и спать уложит, а утром приготовит завтрак. У нее уютно. У неетри собаки и кот. А дома что? По всему выходило, что провести вечер с бабой Зинойи собаками гораздо приятнее чем выяснять отношения с отцом. Но, во-первых, этобыло неудобно – не может же она жить у бабы Зины вечно. А во-вторых... аво-вторых, Вера ужасно хотела домой. Но с другой стороны, она слишком устала,чтобы выслушивать нравоучения – и снова оправдываться, и снова плакать. А бабеЗине тоже, наверное, одной скучно. Если так, почему бы еще раз невоспользоваться ее гостеприимством? А там видно будет.

Они оделись и вышли на улицу.

– Ну вот, – сказала Вера, стукнув себя по лбу.- Как я могла забыть?

– Что? – не понял Алекс.

- Подожди, я сейчас. Нет, это глупо. Лучшеиди.

– А что случилось?

– Я кое-что забыла, – объяснила Вера. – Мненадо вернуться.

– Ладно. – Алекс пожал плечами.

– Ну, я пошла?

– Увидимся, – сказал Алекс.

А может, он сказал так: «Увидимся?»

– Я тебе позвоню, – крикнул он, когда Вера,сняв на ходу куртку, уже вошла в здание.