с 1883 по 1898 год, несмотря на то что подписал договор, помещавший его под французский протекторат. По всей видимости, Бенже служил посредником между ним и французским правительством, несмотря на глубокое недоверие к прославленной эпопее Самори и его тиранического правления, заметное в его книге.

Вышедшая в двух томах, его книга об исследовании района реки Вольты «От Нигера до побережья Гвинеи через земли Конг и Мосси» проникнута колониальной идеологией, патерналистской и мнимо-освободительной. В то же время это рассказ о путешествии, где много внимания уделяется местам, в которых он побывал, и людям, с которыми встретился, и она настолько точна, что ее текст сближается с этнологическим дискурсом. Вот отрывок о ярмарке в Уолосебугу в качестве примера стиля Бенже:

Сегодня пятница, день большой ярмарки в Уолосебугу. Пришедший ко мне Фуне Мамуру сказал, что на меня стекутся посмотреть люди со всех окрестностей. С восьми часов утра начинают приходить продавцы, в одиннадцать ярмарка в самом разгаре. Поскольку я хочу избежать неправильного истолкования, я не буду пользоваться выражениями «важная ярмарка, коммерческий центр, большая ярмарка» и т. д., терминами, которые дают повод к кривотолкам, ограничусь лишь тем, что перечислю здесь все, что было на этой ярмарке[108].

Далее следует список различных товаров (просо, козы, масло ши – или ореховое масло карите, точный способ приготовления которого он описывает далее, – иголки, кремни для ружья, ситец…), с указанием количества и цены. Как пишет Клод Обуэн, автор монографии, посвященной памяти Бенже: «Он методически использовал свои путешествия с целью исследований в области ботаники, зоологии, этнологии, социологии, географии, геологии, пользуясь расцветом фотографии»[109]. Но он никогда не отступал от своих предрассудков в отношении «негров» и варварских обычаев, поэтому сегодняшние историки принижают значение его исследований, хотя и признают первопроходческий характер его проекта. В частности, его заслугой считается то, что он довольно рано указал на необходимость установления экономических отношений между Африкой и Западом вместо ведения чисто военных действий[110]. Его работа по топографической съемке, знание африканских языков (он опубликовал очерк о языке народа бамбара), его тесные связи с рядом африканских вождей тоже получают высокую оценку.

Луи-Гюстав Бенже служил гражданским губернатором Кот-д’Ивуара с 1893 по 1896 год, хотя и отправился туда из Шеневьер-Сюр-Мер только после того, как 18 июля 1893 года у него родилась дочь Анриетта (у него уже был двухлетний сын Филипп, родившийся в 1891 году). Два дня спустя он садится на корабль в Бордо, чтобы добраться до Гран-Басама в начале августа. Он регулярно возвращался во Францию из-за проблем со здоровьем (он страдал от малярии), но считался хорошим администратором: построил все необходимые сооружения, организовал школу, почту и судопроизводство. С 1895 года он пытается вернуться во Францию и решает уйти в отставку из Министерства иностранных дел. Но новый министр колоний, Андре Лебон, назначает его директором по делам Африки, и этот пост Бенже занимает до 1907 года. В 1899 году он отправляется с секретной миссией в Сенегал во время Фашодского кризиса, в котором столкнулись Франция и Англия. Разведясь со своей первой женой, бабушкой Ролана Барта, в 1900 году, он женился на Мари Юбер, которая в 1905 году родила ему сына Жака. В 1900 году столица Кот-д’Ивуара получила имя Бенжервиль. Когда в 1934 году новой столицей стал Абиджан, Бенжервиль не переименовали, и город и поныне носит это имя. Бенже вышел в отставку в 1907 году и вошел в правление Французской западноафриканской компании, акционером которой он был. Банкротство компании накануне Первой мировой войны поставило его на грань разорения. Тогда он уехал в Л’Иль-Адам, где прожил до самой смерти в 1936 году. Сюда, в большой дом под номером 53 на улице Сен-Лазар Ролан Барт будет регулярно приходить по воскресеньям, когда они с матерью переедут в Париж.

Итак, Луи-Гюстав Бенже – знаменитый дед. Кавалер ордена Почетного легиона 1932 года, он имел право на государственные похороны. На площади Л’Иль-Адама в память о нем установлен бюст. Были напечатаны две марки с его изображением, на одной он представлен вместе с Уфуэ-Буаньи[111]. Бенже был в некотором роде героем колонизации, и его роль, возможно, создавала определенные неудобства для интеллектуала, начавшего писать и добиваться признания в период распада империй. Но личность Бенже этим не исчерпывается: он – ученый и писатель, даже если его ненаучные произведения не играли важной роли в его посмертной славе[112]. Все специалисты подчеркивают его талант рисовальщика, а также роль, которую он сыграл в пропаганде искусств Судана и Мали. Его восхищали телесные искусства, в том числе искусство ритуальных насечек на теле, которое он очень точно описал и одним из первых отнес сразу и к социальному коду, и к графике[113]. Он также восхищался декоративно-прикладным искусством и ритуалами гаданий.

Два текста из «Мифологий» позволяют разглядеть двойственное отношение Барта к деду. Первый – это, конечно, «Бишон среди негров». Барт реагирует на статью, опубликованную в Paris-Match в январе 1955 года за подписью Жоржа де Кона, «Французская семья в Стране красных негров», в которой рассказывается об экспедиции Мориса и Жаннет Фьеве «к самым диким африканским племенам». Она записывает, он рисует и пишет картины. У них родился ребенок, и «людоеды не устояли перед улыбкой ребенка. Он стал их кумиром». Барт, естественно, разоблачает откровенно расистский характер статьи и жалкий героизм, стоящий у истоков этого колониального приключенческого романа.

Прежде всего, – пишет он, – ничто так не раздражает, как беспредметный героизм. Когда общество начинает разрабатывать вхолостую одни лишь формы своих добродетелей, это говорит о тяжелом его состоянии. Если маленькому Бишону действительно грозили опасности (горные потоки, хищные звери, болезни и т. д.), то было просто глупостью подвергать его им ради каких-то там пейзажных зарисовок, ради сомнительного удальства запечатлеть на холсте «буйство солнечного света» в Африке[114].

Замечание о пейзажных зарисовках может показаться камнем в огород Бенже. Но более внимательное прочтение текста позволяет увидеть между строк своего рода признание. Барт не только противопоставляет научные экспедиции и вояжи чисто рекламного характера семьи Фьеве, он заканчивает свою статью противопоставлением науки и мифологии:

Стоит сопоставить эту общераспространенную (у «Матча» около полутора миллионов читателей) систему представлений с усилиями этнологов демистифицировать понятие о негре, стоит вспомнить сугубую осторожность, с какой Мосс, Леви-Стросс или Леруа-Гуран уже давно пользуются двусмысленными терминами типа «первобытности» или «архаичности», их интеллектуальную честность в борьбе со скрыто расистской терминологией, – как нам сделается ясна одна из главных наших бед: