Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марья Ивановна селя рядом, вновь ловя себя на мысли, что крайне не любит травяной чай Зинаиды, однако к нему прилагалось печенье и румяный, только что пожаренный хворост, что в целом компенсировало отвратительный вкус самого чая.
– Я тут приглядела местечко, – начала Зинаида.
«Только не это опять», – подумала Марья Ивановна.
– Угловое, там такой шикарный дуб, – продолжала Зинаида.
Марья Ивановна взяла хворост и начала им преувеличенно громко хрустеть.
– Ты слушай внимательно, тебе же мою последнюю волю исполнять, – обратила внимание Зинаида.
Марья Ивановна закатила глаза. Последняя воля Зинаиды менялась каждую неделю. Поначалу Марья Ивановна очень ответственно все внимала и даже записывала, но уже к двадцатому или тридцатому сценарию будущих похорон Зинаиды плюнула и не запоминала специально ни единой детали. Она даже питала странное желание помереть первой, как бы назло замучившей этой темой подруге.
– Так вот, завтра приходи к девяти, а лучше к семи утра, поедем, я тебе все покажу, – довольно объявила Зинаида.
– Доставай наливочку, – печально ответила Марья Ивановна, понимая, что тема не закрыта и весь вечер будет посвящен тонкостям погребения.
Зинаида вынула из серванта бутылку темного стекла и маленькие рюмки. Долго возилась с крышкой, потом налила полные до краев рюмки и, подняв свою, сказала:
– За долгую жизнь!
Зинаида, не чокаясь, залпом осушила рюмку и поспешила налить следующую. Марья Ивановна понюхала настойку, в который раз умилилась, что хоть что-то Зинаиде удается, выпила все маленькими глоточками.
– Так вот, – закидывая в рот вторую рюмку, сказала Зинаида.
– Квартиру думаю продать, – перебила ее Марья Ивановна, делая ставку на свою коронную тему.
– Место-то выкупить сейчас надо, – не успев обдумать сказанное Марьей Ивановной, выпалила Зинаида.
Потом, осознав свой промах, налила в обе рюмки наливки, и произнесла:
– Ты опять за свое?
– Ну, а что? Зачем мне такая большая. А так я ее продам и куплю, скажем, в пригороде, там разницы будет ого-го, я на эти деньжищи-то, – дальше она замолчала и задумалась.
– Что ты на эти деньжищи? В гроб меня раньше времени загонишь? Как я тут без тебя одна буду?
Зинаида громко шмыгнула носом, выпив свою рюмку, достала из тумбочки согревающую мазь и растерлась ей. Теперь плакать захотелось и Марье Ивановне. Несмотря на цветочный запах, мазь обладала каким-то невыразимо печальным акцентом.
– Куда ж я от тебя-то, – не выдержала Марья Ивановна и в рыданиях обняла Зинаиду.
– Давай тебе наоборот поближе ко мне вариант найдем, – вырвавшись из объятий, сказала Зинаида и притащила кипу газет.
Весь оставшийся вечер они читали объявления, обсуждали варианты и строили планы на совместные походы на рынок. К ночи выяснилось, что Марью Ивановну лучше уложить на диване в зале, чем отпускать одну на последний трамвай. Однако за просмотром старой комедии они обе раскатисто захрапели до утра.
Ноты: настой валерианы, корвалол, сырость, дуст, подкисшие фрукты, горячая медь, травяной чай, бензоин, гелиотроп, береза, самогон, амбра.
Лес шумел, шевеля огромными лапами сосен. Намечалась гроза. Дарон курил трубку, расположившись в кресле. Мишель нервно бегал по комнате, не в силах найти себе занятие. Я читал. Наверно раз в двадцатый, перечитывая старые строки на уже давно мертвом языке.
– Я все же думаю, что Матеус имел ввиду камфору, – очень ровным голосом сказал я, чтобы никто не заметил, насколько я сомневаюсь.
– Тем лучше, а то у меня совсем нет желания добывать неведомо где лист, чего ты там говорил, – сказал Дарон.
– А вдруг не камфора? – срывающимся на высокие ноты голосом, спросил Мишель.
– Значит не камфора, соберем все заново, – устало ответил за меня Дарон, которому уже надоела паника Мишеля.
– Да, но потеряем неделю, а там может, и два месяца, я вот не уверен в точности расчетов Лунной карты этим профаном, которого вы называли астрологом, – не унимался Мишель.
– Можно я его пристрелю? – спросил Дарон.
– Нельзя, – серьезно ответил я.
– Он все равно воскреснет, – тихо и как-то зло сказал Дарон.
– Воскреснет, воскреснет. А знаешь… – начал я.
– Даже не думай! Я в ящике больше не поеду! – перебил меня Мишель.
– Ладно, – согласился я.
Мишель смирно сел на диван.
– Значит, камфора, березовый сок, смола дерева Йоль, перец, кардамон, мускатный орех, пчелиный воск – стал перечислять я ингредиенты.
Мишель налил стакан рома и выпил его быстрыми глотками, как воду.
– А ты уверен, что он не был шутником, этот Матеус, это ж чертов кекс? – спросил Дарон.
– Вот и проверим, – ответил я.
– А нельзя ему просто позвонить? – спросил Дарон.
Я внимательно посмотрел на него.
– В спячке он, – ответил я.
– Прости, это он так на меня влияет, – сказал Дарон, кивая на Мишеля, который допивал из горла бутылку рома.
К ночи я смешал все составляющие и упаковал банку с мазью в сумку. Мы сели в машину и к рассвету были в аэропорту.
Дождавшись, когда из туалета выйдут посетители, Дарон закрыл дверь, и мы по очереди обмазались мазью.
– Если не сработает, я сам разбужу этого Матуеса, – злобно говорил Дарон, и у него показались клыки.
– Дарон! – строго окликнул я, и он быстро убрал растущие клыки.
Мы вышли из туалета и направились на посадку.
– Если что-то пойдет не так, даже не вздумай всех перекусать, как в прошлый раз, – в полголоса говорил я Мишелю.
– Я спокоен, – ответил он.
Мы прошли стойку регистрации и направились к сканерам досмотра. Первым пошел я. Проходя через рамку, я внимательно наблюдал за реакцией оператора, и она крайне порадовала меня. Он увидел стандартную картинку, такую же, как тысячу раз в день, когда обычный живой человек проходит досмотр. Мы сели в самолет. Мишель непрерывно улыбался. Самолет взлетел, и я отстегнул ремень безопасности.
– Теперь мы можем их всех съесть, – сказал Дарон, наклонившись близко к моему уху.
– Мне не нужна слава психованного Томаса, я просто хочу комфортно добраться до Бали, – ответил я.
– Позагорать, – протянул Мишель.