Между тем мы добежали до воды и, стараясь особо не шуметь,вплавь достигли пристани, нырнули под темные доски и вскоре оказались вспасительной темноте, а я еще раз порадовалась, что Антон соображает совсемнеплохо. Вцепившись руками в поперечный брус, мы отдышались, и он спросил тихо:

— Видела?

— «Чероки»?

— Ага.

— Видела. Похоже, это тот самый. Петр исчез, а теперьони убили Вовку.

— Если это, конечно, не харакири, — проворчалАнтон. — Вряд ли такая мысль пришла Вовке в голову, значит, кто-то скакой-то целью вспорол ему брюхо.

— Это ужасно, — единственное, что могла произнестия.

— Разумеется. Потом эти типы вызвали ментов, и те едване прихватили нас возле Вовы. Спрашивается, что за дерьмо происходит?

— Не знаю, — честно сказала я. Ведь я и в самомделе не знала, происшедшее было начисто лишено логики. Засада, это понятно, номилиция…

Гришке такое даже в голову бы не пришло, одно только слово«милиция» действует на него, как красная тряпка на быка, и вдруг он решил упечьменя в тюрьму. Чушь. Конечно, Гришка на многое способен, но это явно не в егостиле. Что же получается? Существует некто, кто хочет ненадолго отправить меняв труднодоступное место? Особо много желающих не наблюдалось, значит — этоТаболин. Вот сукин сын. Только как он на нас вышел? Как узнал о Петре и ВовкеМансурове, вряд ли он был знаком с ними раньше… Стоп. Я думала, что к Вовкеприедет Карась (ведь как раз ему Мансуров и донес о нашем появлении в городе),а приехал некто на «Чероки», выследил Вовку и зарезал, а потом попытался всесвалить на нас. Если это действительно Таболин, у него явно обнаружился дармага и экстрасенса в одном лице. Впрочем, возможно, Таболин исчез только дляменя, а отнюдь не для своих приятелей, того же Карася, к примеру. Но тогдавыходит, что Карась, решив помочь Таболину, играет против хозяина. Карасьзловредный коротышка с большими амбициями, но у него кишка тонка… Я началазлиться, потому что получалась полная чепуха, одно внушало оптимизм: Таболинскорее всего в городе. С такой суммой в никуда не побежишь, имея за спинойисключительно опасного врага, разумнее залечь где-то и переждать. То, что он,вдруг слегка свихнувшись, решил упечь меня за решетку, в общем-то объяснимо, новсе равно вызывало удивление.

Пока я ломала над всем этим голову, прошло время. Яприслушалась: как будто тихо. В некоторых местах старые доски пристани пригнанынеплотно, и совершенно кромешной тьма не была. Я взглянула на Антона испросила:

— Ты понял, что он сказал?

— Не очень, — ответил Антон. — Что-то насчеттого, что он кого-то узнал. И Петр вроде бы тоже.

— Он говорил про какого-то шофера или мне послышалось?

— Говорил.

— И что ты обо всем этом думаешь? — не унималасья.

— Я думаю, нам очень повезет, если не подхватимвоспаление легких.

Тут нам пришлось замолчать: над самой головой раздались шагии несколько голосов. Мужчины, кажется, трое, негромко переговаривались. Мызатаили дыхание, но опасения оказались напрасными, голоса смолкли, шаги сталиудаляться, только невнятный шум со стороны парка давал понять, что стражипорядка еще трудятся по соседству.

Очень скоро сидение в воде стало сущей пыткой, зубы моивыбивали дробь, руки и ноги онемели, Антон чувствовал себя не лучше. Рассвело,теперь в нашем укрытии мы хорошо видели лица друг друга, но наш оптимизм всеубывал. Не знаю, сколько еще я смогла бы продержаться, но наконец заработалидвигатели машин, а через пять минут стало очень тихо. Я с робкой надеждойподумала: «Неужто они убрались отсюда?»

— Кажется, уехали, — пробормотал Антон, фразадалась ему с заметным трудом.

Мы еще немного подождали, Антон перебрался к краю пристани иподнырнул, я за ним. Он выбрался из воды и помог выбраться мне. Вокруг ни души,а тишина стояла такая, будто в полукилометре отсюда не было большого города сего шумной жизнью.

Мы постояли на пристани, пытаясь прийти в себя. Признаться,зрелище было довольно жалким, с нас натекли лужи, мы тряслись от холода,обхватив себя руками за плечи. Хотя солнце уже поднялось над горизонтом, раннимутром было прохладно.

— Пошли, — сказал Антон и направился к парку. Ябыла уверена, что не смогу сделать ни шага, однако ходко потрусила следом.

Мы пересекли парк. Ничто в нем не напоминало о недавнейтрагедии. По улице, заросшей сиренью, мы вышли к переулку, где ночью оставилимашину. К моему величайшему облегчению, «Хонда» стояла на месте. Судя пофизиономии Антона, он испытывал то же самое чувство. Оказавшись в кабине, онпервым делом включил печку, стянул с себя ветровку, а потом и футболку.

— Переоденься, — бросил он отрывисто. — Не тов самом деле воспаление подхватишь.

Я взглянула на себя в зеркало и пришла в ужас: лицо серое,губы синие, зато глаза красные. В общем, хоть сейчас на конкурс красоты.Прикинув, что стекла в машине тонированные и прохожие, если таковые будут иметьместо, ничегошеньки не увидят, я потянулась к сумке, лежавшей на заднемсиденье, достала футболку, носки и покосилась на Антона. Он в этот момент,обнаружив в кармане чехла полотенце, зверски растирал себе спину. Парень былтак занят собой, что до меня ему, похоже, никакого дела. Я стянула джинсы,стараясь не смотреть на своего соседа, и быстро надела шорты. Антон закончилрастираться, с отвращением посмотрел на свои мокрые джинсы, в свою очередьпокосился на меня, а я предложила:

— Могу дать тебе футболку.

— Давай, — кивнул он.

В моей футболке с розовым мишкой на груди он выгляделзабавно и заметно стеснялся своего вида, может, поэтому был чересчур молчалив.В машине стало жарко, но согреться я все никак не могла, да и в целом жизнь неслишкoм-то радовала.

Расчесавшись и проведя рукой по подбородку со щетиной,отливавшей синевой, Антон неодобрительно хмыкнул, после чего мы плавнотронулись с места и направились в сторону реки.

— Куда мы? — робко спросила я.

— Подальше отсюда.

Лаконично, ничего не скажешь.

Взяв левее пристани, по новому мосту мы перебрались надругой берег и вскоре затормозили возле густых зарослей ивняка. Я мало чтопонимала, но решила держать язык за зубами. Надеюсь, моему новоявленному другуне пришло в голову искупаться, лично у меня на ближайшее время на любой водоемострая аллергия.

Выйдя из машины, Антон заглянул в багажник и вернулся сдвумя одеялами.

— Мы будем загорать? — удивилась я. Антон счелвопрос язвительным и сурово ответил: