«ближней» (кунцевской) дачей. Возглавлял читки лично Горбачёв. После читок и правки текста первые пять страниц обеих версий удалось привести к общему знаменателю – они стали полностью идентичны, зато последующие четыре совершенно разные.

Щербаков В. И.: «Мы обосновывали, почему каждый шаг с нашей стороны должен быть подкреплён конкретным шагом со стороны стран G7, каким образом в течение примерно пяти лет мы можем создать нормальную рыночную структуру производительных сил, новый механизм регулирования экономики, построенный на рыночных принципах, и закрепить конверсию военного производства, полностью выведя из этой сферы свыше 1500 заводов с общей занятостью около 2,5 млн человек. От этого выиграет весь мир и завершится извечное экономическое и военное противостояние Востока и Запада.

Понятно, что мы не собирались рассказывать, сколько ещё у нас военных заводов, на которые мы аккуратно перенесём производственные мощности с конверсируемых заводов. Я настаивал именно на такой структуре доклада, полагая что нужно сейчас концентрировать западное общественное мнение не на помощи СССР в перестройке, это тема уже утомила многих, а на выгоде от разоружении СССР от его новых заказов на оборудование для перевода 1500 заводов на производство гражданской продукции. Чтобы получить такие гигантские заказы, бизнесмены должны были надавить на свои правительства, чтобы помогли им самим. Кредиты нам нужны, чтобы заплатить им за заказ. Фактически правительство помогало не СССР, а своим собственным бизнесменам.

Объяснял, что риски обострения разговора на тему разоружения не велики. В подписанных М. С. Горбачёвым соглашениях СССР принимал обязательства уменьшить производство оружия, а также запасы в армии и на складах. По ликвидации производственных мощностей в ВПК СССР на себя обязательств почти не принимал! В докладе никто никого не обманывал. Просто раскрывали тему в ограниченном объёме. Горбачёва никто бы не смог обвинить в обмане, а масштаб конверсионных мероприятий был просто ошеломляюще беспрецедентным, изумлял количеством заводов и людей, выводимых из военной промышленности, показывал реальные шаги по выполнению уже достигнутых под руководством Горбачёва договорённостей. На мой взгляд, это создавало хорошую основу для достижения новых договорённостей и хорошие шансы, большую общественную поддержку на положительные встречные шаги со стороны G7».

Второй доклад был до конца политический, его суть можно понять из книги Горбачёва «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира», которую он завершил в августе 1991 года в Форосе.

Договориться, с чем ехать на «семёрку», так не удалось. У каждой стороны были свои серьёзные аргументы. В результате решено было послать соавторов первого доклада на встречи-зондаж персонально с каждым членом G7. От Правительства СССР выпало ехать Щербакову, поскольку обе программы по выходу из кризиса и конверсии готовились под его руководством. Чтобы придать поездке непубличный, исключительно рабочий характер, решено было, что поедет он с Евгением Примаковым (в качестве личного представителя президента) без сопровождения дипломатов, а на месте встречи будут организовывать послы.

Поездка показала, что недалеки от истины были обе группы. Как писали потом в своих воспоминаниях советник госсекретаря США Майк Бэшлосс и специалист по СССР, впоследствии зам. госсекретаря Строуб Тэлботт, «когда вопрос о помощи СССР возник на совещании в Белом доме, Джордж Буш покачал головой и сказал: “Думаю, лучше подождать, пока обстановка не прояснится”».

Свои среди чужих

В тот же период произошла история, многому научившая Владимира Ивановича. Он, Стрелец по гороскопу, обычно в жизни идущий напрямик, понял, что иногда полезнее действовать в обход.

В конце мая 1991 года ему позвонил президент и попросил принять Г. А. Явлинского: у того якобы были интересные предложения. Встреча произошла. Григорий Алексеевич, который, как уже знает читатель, когда-то работал под началом Щербакова, познакомил его с программой «Согласие на шанс». Подготовил он её в Гарвардском университете в сотрудничестве с известными тамошними американскими профессорами: Джеффри Саксом, советником правительства Лешека Бальцеровича в Польше и будущим консультантом Гайдара и его команды, и Грэмом Аллисоном, деканом Высшей школы госуправления.

Суть новой программы была близка к той, что ранее представлялась для внутреннего пользования под названием «500 дней». Всё вновь, по программе Григория Алексеевича, начиналось с того, что СССР переформатируется по формуле «9+1» (Прибалтику, Армению, Грузию и Молдавию уже выводили из состава СССР, как вагоны, просто «отцепляли» от поезда без объяснений). Дальнейшие шаги были расписаны достаточно подробно и понятно. Это уже меньше походило на «расписание поездов» и больше именно на программу, где каждый шаг с советской стороны сопровождался встречным шагом в виде крупного денежного транша со стороны «семёрки». Все сроки и содержание каждого пункта жёстко очерчивались, любое наше отставание от графика немедленно влекло за собой наказание в виде непредоставления очередного транша. Как говорится, «шаг влево, шаг вправо считается побегом, прыжки на месте – провокацией. Вашингтонский конвой шутить не будет». Всё было слеплено по-американски деловито, конкретно, без «воды». Вознаграждение за неукоснительное выполнение программы тоже выглядело весомо: что-то порядка 120 млрд долларов за 1991–1993 годы и в общей сложности до 300 млрд за пять лет до 1995 года.

Щербаков В. И.: «Спрашиваю Григория, кто и на каком уровне в самих США “согласен на шанс” и каковы могут быть гарантии, что нас не бросят по дороге? Выясняется, что американские профессора “советовались с администрацией Буша”. И там их вроде поддерживают, но нужно официально представить программу, тогда и будет получена официальная реакция. Других подробностей Явлинский не сообщил. Как потом выяснилось из мемуаров С. Тэлботта, главным образом, потому, что не захотел».

По итогам встречи Щербаков доложил Горбачёву, что при такой жёсткой программе у них не будет возможности корректировать её под реальную обстановку. Программа могла бы быть пригодна для 6 из 15 союзных республик, а вот для Донбасса, Урала, Сибири, Дальнего Востока, например, а также Казахстана и особенно республик Средней Азии, на взгляд вице-премьера, она была неприемлема. Кроме того, если СССР тогда опасался просить реструктурировать долг в 25 млрд долларов, откуда появилась смелость замахиваться на 300 млрд долларов новых средств? Сумма, необходимая по программе Явлинского, была сопоставима с годовым бюджетом Италии. В реальности ни у кого в G7 ни по отдельности, ни в совокупности таких свободных средств не было. Хотелось бы посмотреть, как итальянский премьер Джулио Андреотти станет за них голосовать. Скорее всего, в этом случае дело повернулось бы иначе: программу согласовали бы, а денег не дали. В общем, Щербаков был категорически против. Горбачёв, как всегда, как описываемый ранее японец, кивнул, и на том разговор завершился.

Щербаков В. И.: «Проходит пара дней, мне звонит Примаков и говорит, что президент вызывает нас на