— Ну, — выдавил он, чувствуя себя, как христианинв руках сарацин, — забот было много, кто говорил о домашнем? Да и не носяту нас

обручальные кольца до того, как святой отец обручит вцеркви.

Яра сказала низким голосом, к которому примешивалось шипениезмеи:

— Очень удобный обычай.

— Да в чем дело? — возмутился он. — У насбыли стычки с врагами, великанами, колдунами. Нас били, клевали, топтали,бросали в темницы. Мы срывались с высоких башен, тонули в седых океанах, и алоюкровью своею... гм... Разве было время говорить о мелких домашних делах?

Глаза Крижаны стали тревожными. Она спросила робко:

— Неужто... неужто ты ни разу не упомянул обо мне?

Сэр Торвальд сказал звучно:

— Я уверен, ты была в его сердце!

— В самой глубине, — добавил сэр Эдвин.

Томас простонал беззвучно. Крижана, ласкаясь, заглянула емув глаза.

— А как же... ты обещал идти в бой с моим именем наустах... Ты взял меня своей прекрасной Дамой Сердца...

Стон внутри Томаса стал громче. Отец нагло улыбался от ухадо уха, зубы выставил как крокодил.

— Так и было, — сказал Томас затравленно. —Просто я не кричал об этом на каждом углу.

— Томас!

— Ну что?.. Я безгрешен, как десять тысяч ангелов, чтопомещались на острие иглы!

Яра фыркнула громче. Крижана оглянулась на нее.

— А кто все-таки эта женщина? И почему ты все времяоправдываешься перед ней?

Томас хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная штормом наберег, а шторм был нешуточный. Дядя скалил зубы, отец улыбался хитро ипротивно.

— Разве я оправдываюсь?

— Ты все время оглядываешься на нее!

— Я вообще молчу, как калика... как рыба об лед!

— Я вижу, — сказала она таким жалобно-обвиняющимтоном, от которого у всех сжалось сердце, — что пока я ждала его годы игоды, он скитался по восточным землям, искал утех встречных женщин, непропускал, как теперь вижу, ни одной девки...

— Девки? — спросила Яра опасно спокойно.

— Это у него от меня, — сказал отец гордо дяде.Улыбка раздирала рот. — Я умел! Но дети пошли хлипкие. У Томаса скоро ипоследняя ускользнет, как песок меж пальцев.

Томас метнул на «пророка» гневный взгляд. Слезы заблестели впрекрасных глазах юной невесты.

— Я ждала... Я так ждала! Мой рыцарь был самый смелый,самый отважный. Он придет и спасет меня... Но когда пришел, он уже был спожилой женщиной....

Томас искоса бросил взгляд на Яру. Она, похоже,поперхнулась, и некому постучать по спине: лицо угрожающе побагровело, глазаполезли на лоб. Ее голос был таким тихим и тонким, словно вылезал, обдираяногти, из-под упавшего дерева:

— Пожилой?

— Что мне теперь делать? — вопрошала Крижана.Слезы наконец прорвали запруду и брызнули, потекли жемчужинами по прекраснымнежным щекам. — Я готовилась растить его детей, воспитывать их такими жеотважными и благородными, как их отец...

Она с мольбой обратила свои лучезарные глаза, ныне озера слез,на Томаса. Ее нежные руки поднялись чуть и застыли, не решаясь коснутьсяТомаса. В глазах была боль.

— Томас... сэр Томас...

Томас чувствовал себя распятым над костром. Голым. А пламяприжигает так, что...Он мог водить войска в бой, сам сражался отважно и умело,встречал врага грудь в грудь и не отводил взгляд даже от страшных глазвасилиска. Но сейчас топтался на месте, наконец выдавил:

— Ну... гм... ну...

Отец, чья хитрющая рожа едва не лопалась от усилий сдержатьсмех, сказал дяде самым серьезным голосом:

— Как мне нравится его скупая мужская речь!

Кто-то из гостей на цыпочках, пятясь, отыскал, как сарацин,задом дверь и выскользнул из зала. За догадливым, им оказался, как всегда,управляющий МакОгон, — надо ему повысить жалование, подумал отец, пока самне повысил другими путями, — спешно последовали, отводя взоры и прячаусмешки, другие.

— Томас, — потребовала она уже едва неплача, — почему ты молчишь?

— Ну... — промямлил Томас, — я... гм... ну...

Отец гордо оглянулся на дядю.

— Настоящий рыцарь! Я ж говорил: главное — владетьмечом.

Олег посматривал на Яру. Она резала молочного кабанчика так,будто вместо него видела другое нежное горло, даже не заметила, что вместе сдичью развалила пополам и бронзовое блюдо и вовсю пилит стол. А нож держит так,будто готовится метнуть.

— Сэр Томас! — Крижана наконец топнула ногой игордо выпрямилась. Мокрые дорожки еще блестели на щеках, но влажные глазасмотрели достойно дочери могучего барона. — Ты мне все еще не ответил!

— Ну, — сказал Томас так, будто трудился вкаменоломне. — Это.. гм... я же что?.. ну...

Отец в полном восторге ткнул ученого дядю кулаком в бок.

— Он скоро и писать разучится!.. А там, глядишь, икорону примерять можно...

Яра грохнула рукоятью ножа о стол. Все обернулись, онавстала — гордая, свирепая, с ярко-зелеными глазами. Вид у нее был настольковнушительный, что все разговоры и перешептывания разом оборвались.

Голос был сильный и властный:

— Давайте сперва закончим с тем, о чем сэр Томас едване позабыл. С чашей! Олег говорит, что ее нужно отвезти к развалинам древнегоязыческого храма. Это можно сделать сегодня. Мне бы хотелось... Очень хотелосьсегодня же выехать в обратный путь.

Утром на рассвете Томаса разбудил МакОгон. Суровое лицостарого воина было хмурым. Он кивком велел одеться, Томас послушно бросилсянапяливать на себя одежду и доспехи. МакОгон, хоть и был пришлым наемником, нослужил в замке много лет, был его наставником в воинской науке, и Томасу вголову не приходило ослушаться.

— В Стоунхендж?

— Какой Стоунхендж! — буркнул МакОгон. — Ониобложили весь замок. Мышь не проскользнет. Теперь вышли из леса, продвигаются кстенам.

Томас бросился к окну. За решетками ничего не было видно.МакОгон прогудел сзади:

— Я еще вчера оставил людей на дорогах. На всякийслучай. Вернулись, говорят, что со всех сторон подходят войска верных королюлюдей.

— Но как он мог так скоро? — пробормотал Томас.

— Значит, готовился давно и выступил еще два-три дняназад. Когда ты был еще за морем. Так что с чашей придется повременить.

В северной башне братья Мальтоны уже стояли у зарешеченногоокошка,

смотрели. Сэр Торвальд обернулся к вошедшим Томасу иМакОгону, кивком ответил на приветствие, движением руки отправил к окну. Черезрешетчатое окно видно было, как из-за деревьев выходят ровными рядами легковооруженныевоины, большей частью — лучники, пращники, арбалетчики. За деревьямипоблескивала сталь рыцарских доспехов.