Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— После этого она вместе с тобой вернулась в Сянтань в Терем Цзуйюй? — спросил Цзян Си.
Мо Жань покачал головой:
— Когда я родился, мое здоровье было очень слабым. Не прошло и месяца после моего появления на свет, как я серьезно заболел. Чтобы вылечить меня, она просила о помощи всех целителей в городе, но никто не откликнулся на ее мольбу… У нее не осталось иного выбора, кроме как, взяв меня на руки, попытаться проникнуть за ворота Духовной школы Жуфэн и найти Наньгун Яна.
В тот год обессиленная, исхудавшая и измученная тяготами трудной дороги моя мать с похожим на котенка новорожденным младенцем на руках вновь предстала перед своим бывшим возлюбленным.
Однако этот мужчина не испытал по этому поводу никакой радости. Наоборот, его охватил панический ужас, к которому примешивалась изрядная доля злости и негодования.
В этот момент все в его жизни складывалось хорошо: у него была молодая и красивая жена из известной и богатой семьи, румяный и пухлый здоровый наследник, в семье — счастье и гармония… Дуань Ихань в его глазах была крупинкой мышиного дерьма, которая, прилипнув к подошве, пыталась разрушить его доброе имя и семейное благополучие. Он был уверен, что у этой женщины плохие намерения, так с какой стати у него должно было появиться желание признать ее и ее сына?
Испугавшись, что она устроит скандал, Наньгун Ян дал ей достаточно крупную сумму денег и приказал вместе с ребенком немедленно убираться из Духовной школы Жуфэн. Ухватившись за последний луч надежды, со слезами на глазах Дуань Ихань обратилась к нему:
— Мой мальчик еще не получил имя, не мог бы ты…
Побледнев, он злобно уставился на нее и закричал:
— Пошла вон! Убирайся сейчас же! Это не мой ребенок! После того, как я проявил милосердие, ты совсем стыд потеряла! Выметайся!
После этого ее грубо вытолкнули за дверь, но у нее не было времени горевать. Младенец на ее руках был очень слаб и лишь тихо хныкал, не в силах даже заплакать. Прижав к себе холодные, как лед, маленькие ручки и ножки, он, словно котенок на последнем издыхании, свернулся клубочком у нее в объятиях.
Когда она позвала его, он приоткрыл свои черные как смоль глаза. Этот новорожденный не обладал сознанием, но даже тогда в его взгляде было лишь спокойствие, без следа озорства и непослушания.
Сдержав слезы, она обняла его и понесла к одному из домов, где принимали больных. Увидев ее в приемной, целитель закричал:
— Сколько раз тебе говорить, мы тут не занимаемся благотворительностью! Какой целитель будет лечить твоего ребенка бесплатно? Если у тебя нет денег…
Она торопливо передала ему ту милостыню, что дал ей Наньгун Ян. Вытащив из сумы с таким трудом выторгованные презренные монеты, она суетливо протянула их ему, больше всего боясь, что своими криками он напугает ее сына. С отчаяньем в глазах, она снова и снова склоняла перед ним голову, униженно умоляя:
— Есть деньги, господин целитель, у меня есть деньги. Прошу вас, сделайте милость, спасите моего мальчика. Посмотрите, он ведь еще такой маленький…
На самом деле, в этом доме исцеления работали люди не лишенные душевной доброты и сострадания, просто необходимые для лечения мази и целебные травы стоили недешево, а эта нищенка, что день и ночь изводила их просьбами о помощи, уже порядком всем надоела, поэтому в этот раз ей так грубо отказали с порога. Однако, раз уж теперь у этой женщины появились деньги, их отношение к ней сразу улучшилось. Тут же было назначено лечение целебными травами и иглоукалыванием.
Болезнь была очень тяжелой, и Дуань Ихань с сыном пришлось какое-то время оставаться в доме целителей. Состояние ребенка то ухудшалось, то улучшалось, и прошло несколько месяцев, прежде чем он, наконец, поправился. К этому времени от полученного от Наньгун Яна серебра почти ничего не осталось. Поблагодарив целителя, Дуань Ихань забрала ребенка и ушла. Приближалась зима, и, понимая, что ее слабый здоровьем маленький сын может заболеть на холоде, она на последние монеты выкроила ему верхнюю курточку и маленькое одеяло.
Деньги закончились, и она так и не смогла вернуться в Сянтань. Но, сидя с сыном на руках в заброшенном дровяном сарае и наблюдая, как он держит во рту пальчик и смеется, Дуань Ихань чувствовала себя очень счастливой и умиротворенной.
Эта женщина всегда умела довольствоваться тем, чем имеет.
— Как же мне тебя назвать?
Кроха что-то залепетал в ответ. Он был еще слишком мал и не умел говорить.
Дуань Ихань разожгла костер в углублении в земле и, обняв своего малыша, устроилась у импровизированного очага, чтобы согреться и поиграть с ним. Ребенок смеялся, и она смеялась вместе с ним. Мерцали угли прогоревшего костра, в обветшалом заброшенном домике обычно было очень холодно, но сейчас, согревшись у огня, она почувствовала, что ей очень тепло. Когда Дуань Ихань нежно погладила личико сына, он залился смехом и начал брыкаться и пинаться своими маленькими ножками. Подумав еще немного, она сказала:
— Как насчет того, чтобы назвать тебя Жань-эр[258.6], а?
Мо Жань принялся сосать палец. Его черные блестящие глаза рассеянно смотрели на нее. На мгновение на лицо Дуань Ихань легла тень печали:
— Я не знаю, какую фамилию тебе дать: Наньгун — нельзя, но и мамину фамилию ты носить не можешь, ведь она дана мне хозяйкой музыкальной палаты и принадлежит ей. Ты такой же, как и я, немного не от мира сего… Я буду звать тебя просто Жань-эр, хорошо?
Посасывающий палец Мо Жань не кивнул и не покачал головой, а просто удовлетворенно причмокнул.
— Мой малыш Жань-эр, как только наступит весна, мы с тобой вернемся в Сянтань, — Дуань Ихань нежно погладила его по похожим на пушок мягким волосам на голове. — Мама умеет играть на пипе и танцевать. В Сянтани живет юная