ослышилсэ,

А пришол-то к кнегины в спальню горницю.

А как захватила тут Опраксея Королевичьня в охапочку:

«Повалимсе, Михайло, спать со мной на те́мну ночь».

120 А не согласилсэ с ею спать на те́мну ночь,

Убежал-то он из спальнёй вон.

А как тут Опраксеи за беду да показалосе,

За великой стыд да показалосе;

Приказала Михайлушку в коша́лечьку поло́жить всё злату́ чашу,

125 Ис которой чары по приезду пьют;

Положили тут чару в суночьку Михайлушку.

Как ставают калики тут по у́тру всё по ранному,

А походят тут калики в путь-дороженьку,

А прошшаютьсе с Опраксеей с Королевичьней.

130 А да как они ушли да с широка двора,

А во ту пору, во то время приехал сам Владимер-князь,

А спросил-то той золотой чары —

А з дороги ёму выпити.

Не нашли они да той златой чаши.

135 Говорит тут Опраксея Королевичьня:

«Видно, ў нас украли калики перехожия».

Говорил-то Владимер таковы слова,

А да таковы слова, да таковы речи:

«Уж ты гой еси, Олёшенька Попович жа!

140 Состыди́-тко-се[308] калик да перехожия:

Не унесли ли моей златой чаши?»

А как тут Олёшенька да не ослышилсэ,

А как скоро побежал да на широкой двор,

Обуздал, оседлал добра́ коня,

145 А он скоро скакал да на добра́ коня,

А поехал в суго́н да за каликами;

Увидал-то калик — идут путём-дорогою:

«Уж вы стойке-ко, воры калики перехожия!»

Как остое́лисе калики перехожия;

150 Ише тут каликам за беду да показалосе:

Как стёгали, толкали Олёшеньку Поповича.

А поехал Олёшенька ко городу ко Киеву,

А ко ласкову князю да ко Владимеру,

Росказал Олёшенька да про свое́й поступок жа.

155 Говорил Владимер да таковы речи:

«Уж ты гой еси, Добрынюшка Микитич млад!

Поезжай скоро за каликами да перехожима,

Допроси их да потихошенько».

А поехал Добрыня путём-дорогою,

160 А согнал он калик да на чисто́м поли;

Подъезжает он ко каликам-то ближехонько,

Говорил-то им да потихошенько:

«Уж ты гой еси, атаман Касьян да немило́сливой!

А как не взял ли кто у нас чаши князя Владимера?»

165 А как говорил тут Касьян да немилосливой:

«Уж вы гой еси, моя дружья́-товарышши,

А да вси наши калики перехожия!

А пос’лать посла да во второй након —

Кто ли из вас взял да золоту чашу?

170 Осмотрите-ко вы суночки-котомочки».

А как зачели сымать они суночки-котомочки с могучих плеч,

Они стали в суночках друг к дружки всё высматривать;

А нашли эту чарочку тут у Михайла Михаи́лова,

У того жо у полуатаманья жо,

175 А как отдали Добрынюшки злату чашу.

Взял-то Добрынюшка злату чашу,

Он поехал-то ко городу ко Киеву.

А как розьдевали тут Михайлушка до́нага,

А как жгли селитру-ту Михайлу на белы́х грудях,

180 А тянули очи ёго косицеми,

Ретиво́ серьцё промежду ребра,

А да тут отсекли ёму руки белыя,

А да как отсекли ёму ножки резвыя,

А отсекли ёму буйну голову,

185 А броси́ли ёго во чисто́м поли.

А как пошли тут калики перехожия,

Как послал тут Бог-Господь да с нёба аньгела

Оживить тут Михайлушка Михаи́лова,

Шьто бы убили понапрасному.

190 Как будто Михайлушко от сна да пробужаитьсе,

А одел-то он своё-то платьё цьветноё,

А надел он суночку-котомочку на могучи плечи,

Побежал он состыгать братье́й-товарышшов:

«Уж вы гой еси, братья-товарышши!

195 А пошьто меня оставили в чисто́м поли?»

А как тут калики испугалисе,

А как думали бежит да всё ведь бла́зник жа;[309]

А они присекли ёго опеть на́мелко;

Розьметали ёго во чисто́м поли.

200 Как ушли калики от Михайлушка,

А Господь-от ёму по́слал аньгела;

А как взял-то Михайла склал да во едно место,

А он дунул-то ёго святы́м духом;[310]

А как тут-то Михайло как от сна пробудилсэ жа,

205 А как взял свою сумку-котомочку да во́стро ко́пьицё,

А как шол он состыгать свою дружью́-братье́й-товарышшей;

А кричал-то он да громким голосом.

А как остояласе калика перехожая,

А говорил Касьян да немило́сливой:

210 «Это нам, братцы, чудо чудитьсэ.

А не понапрасну ли мы рубили Михайла Михаи́лова,

А не ложь ли кака есть от княгины Королевичьни?»

А как пришол Михайлушко к товарышшам,

Во перьвы́х-то падал во резвы́ ноги Касьян да немило́сливой:

215 «А прости миня, Михайло, во перьво́м греху,

А прости миня, Михайлушко, да во втором греху».

А как падали в ноги вся дружин’-братья-товарышши,

А как вси калики перехожия:

«А прошшай-ко нас, Михайло, во таком греху!» —

220 «Уж вас Бох простит да во таком греху!

Я прошшаю вас да во таком греху.

Я терпел-то ето понапрасному:

А я того дела не делывал,

А я той златой чаши да не воровывал,

225 Себе в суночку-котомочку не кладывал».

83. СОЛОМАН И ИВАН (ВАСИЛИЙ) ОКУЛЬЕВИЧ

Во Царигради-то жил прекрасной цярь Иван Оку́льевич,

А в Ерусалиме жил Соло́ман-цярь премудрыя

(сын Давыдович).

Собирал-то прекрасной цярь Иван Окульевич почесен пир

На кнезей-то своих, всё на бо́яр жа.

5 А до как вси-то на пиру да пьяны, веселы,

А да сидят, пьют, едят да хвастают;

А прекрасной царь Иван Окульевич по полаты похаживат,

А русыма-ти кудрями приростряхиват,

А златыма-ти перстнями принашшалкиват,

10 А как сам он говорит таковы слова да таковы речи:

«А как вси у мня в Цари́гради поже́нёны;

Красны девушки у мня заму́ж подаваны;

А как я един-от царь холо́ст хожу,

А да я холо́ст хожу да не жонат слову.

15 А не знаёт ли кто у мня[311] обручьници, да красной девици,

Красной девици да супроти́в миня —