хитростью».

Говорит прекрасной царь Иван Окульёвич:

«Мне рубить-то головы у ёго ведь не́ за што:

150 Некакого навеку́ лиха́ не делал жа».

Говорил тут ведь царь Соломан жа:

«Уж ты гой еси, прекрасной царь Иван Окульёвич!

Не руби-тко мне-ка с плеч да буйной головы,

А как зделай-ко мне-ка высокой рей

155 Да повесь-ко на рей три-то пе́тёлки:

А как перьву петелку зделай-ко-сь липовую,

А другу-ту петелку зделай всё варо́вую

(варова́ называитьсе),

А третью́-ту петелку зделай ты шолко́вую;

А [в] липову-ту мне поло́жить буйну голову,

160 А белы́ руки поло́жить в петелку варовую,

А резвы́ ноги поло́жить в петелку в шолко́вую».

А да как приказал да зделать всё высокой рей,

А да всё зделать три-то пе́тёлки;

А да повестил прекрасной царь палачей да немило́сливых:

165 «А ведите-ко царя Соломана да на высокой рей».

А как повели царя Соло́мана,

А позади идёт прекрасной царь Иван Окульёвич с царицёй Соломанихой,

А как с Васькой да с Торокановым;

А со всего народ граду сбегаитьсе

170 А смотрить смерти царя Соломана.

А как приходил-то царь ко рею всё высокому;

А как хочет ступать да на перьву́ ступень,

Ишше сам он, царь Соломан, говорит да таковы речи:

«Уж ты гой еси, прекрасной царь Иван Окульёвич!

175 А позволь-ко мне зыграть, на перьвой ступени поиграть да попотешитьсе,

А во ти жа поиграть да в звончаты́ гусли».

Говорит-то царь Соломан таковы речи,

А как говорила цариця Соломаниха:

«Не давай царю Соломану в звончаты́ гусли:

180 Отойдёт-то царь Соло́ман своей-то хитросью-ту, мудростью». —

«А да тут где же отойти царю Соломану?

А топерече-то я, царь Соломан, всё у вас в руках».

Заиграл тут в звончаты́ гусли;

Услыхали тут дружиночки в чисто́м поли,

185 Они скоро обирали белы́ шатры поло́тьняны,

А да как поехали к Царюгра́ду жа.

Заступал Соломан-царь да на втору ступень:

«Уж позволь-ко, прекрасной царь Иван Окульёвич, да зыграть во второй након,

Мне потешить собя и тебя со царицёю».

190 Говорит тут да цариця Соломаниха:

«Не давай ты ёму играть да в звончаты́ гусли:

Отойдет-то царь Соломан своей хитросью-ту, мудростью;

А как царь Соломан был весьма хитёр».

Говорил тут всё Иван Окульёвич:

195 «Играй-ко, царь Соломан, скольке надомно».

Как тут заиграл-то во второй након,

Заезжали ти-то молодцы во Царь-от-град,

А скакали через стену городо́вую.

А да как обступать-то царю Соломану на третью́ ступень,

200 Сам он говорит да таковы речи

(Позади идёт прекрасной царь Иван Окульёвич,

А по бокам идут палачи да немило́сливы),

Говорил тут Соломан-царь премудрыя:

«Ты позволь-ко мне сыграть в последнёй раз,

205 А мне-ка тебя, царя, потешити».

Говорит цариця Соломаниха:

«Не давай играть цярю Соломану». —

«А как где жа ёму отойти да своей хитростью?

А играй, царь Соломан, скольке тебе надобно».

210 А как заиграл-то царь Соло́ман во-в трете́й након,

Наскакала его дружиночка хоробрая.

Как топерече играт да приговариват,

А царю с цяриц́ей наговариват:

«Не видать вам смерти царя Соломана!»

215 Во перьвы́х схватила Ваську Тороканова,

Во вторых схватила прекрасного царя Ивана Окульёва;

А царицю он Соломан сам в руках держи́л.

А как клали Ваську Тороканова в петлю липо́вую,

А царицю клали всё в варо́вую,

220 Как царя Ивана Окульёва в шолко́вую;

А да тут им всим трём смерть пришла.

84. СМЕРТЬ ЦАРИЦЫ (НАСТАСЬИ РОМАНОВНЫ)

А к чему жа, братцы, приуныли порожки всё быстра́ река,

Не гремят-то поро́жки быстрыя?

А к чему жа, братцы, приумолкло-приуныло солоно́ морё?

А к чему жа, братцы, приуныли, не шумят-то да лесы те́мныя?

5 А к чему жа, братцы, поднебесная звёзда с неба отпа́дала?

А к чему жа, братцы, воску ярого свешша да потыхала жа?

А как благоверная цяриця приставляласе;

Порушалась эта наша вера православная.

А к чему жа, братцы, приуныли берега да речки быстрыя?

10 Говорит-то она таковы речи:

«Уж вы дети, мои-то два царевиця,

Два царевиця мои-то, два любимыя,

Два любимы вы уче́ные!

А подите-тко ко своёму родну батюшку,

15 Ко грозно́му-то цярю Ивану всё Васильицю;

Вы сходите-тко к ему в сенот-от жа,

Позовите-ко-се мне его проститисе;

А вы знаите, как прийти к ему, всё слово́ сказать:

Вы придите, станьте на ти жа жилы подколенныя,

20 Да вы говорите грозну царю, своёму родну батюшку:

«Уж ты гой еси, грозны́я цярь Иван Васильевиць!»

Вы подите-тко к ему, позовите ко мне-то всё проститисе».

А как тут-то два царевиця да не ослышились;

А надели оны своё платьё цьветноё,

25 А приходят они в сенот к своёму родну батюшку,

Ко грозно́му-ту царю Ивану-то Васильицю;

А он сидит-то на престоли всё на цярьском же,

А на го́ловы надет да венець цярськия,

А в руках держи́т-то он чудно́й-от крест.

30 Они стали на жилы-ти на подколенныя,

Они били[313] своему цярю-батюшку:

«Уж ты гой еси, грозны́я царь Иван-сударь Васильевиць!

А зовё тебя цяриця наша матушка

Во последней-от раз с тобой проститисе».

35 А тому-то ведь царь не ослышилсэ;

Соходил-то он со престола-то со цярського,

Скидывал-то он венець всё цярськия,

А сымал с себя порфиру цярськую,

А он клал на престол на цярськия,

40 Он пошел-то скоро ко цярици-то, своей к молодой жены,

Он ведь скоро ’ходил к ей в светлу све́тлицю.

Увидала его молода жона,

Ише та же цяриця благоверная:

«Уж ты гой еси, грозны́я цярь Иван Васильевиць!

40 А как буду я тебе наказ наказывать:

Ты не будь жа горечь, не будь спальчив жа,

До своих ты малых деточек будь ты милостив,

А до двух-то