бы, пожалуй, чересчур тяжело ранить их или даже убить; а для рыцарства это было бы весьма прискорбно. Но вот один из них преградил ему путь и своей длинной глефой ударил его довольно жестоко, так что он откинулся на луку седла: еще немного, и он бы упал. Ланселот распрямился, взмахнул мечом и обрушил удар на шлем, раскроив его; меч вонзился в череп. Рыцарь упал, и два десятка коней пронеслись по его телу взад и вперед. Его напарнику почудилось, что тот смертельно ранен: он решил за него отомстить и ударил Ланселота глефой в самую грудь; петли кольчуги не выдержали, и если бы железо не отломилось от древка, нашему герою пришел бы конец. Ланселот же прорвал плетение кольчуги и мечом проник до грудины; рыцарь выпал из седла, и казалось, удар этот смертелен. Бойцы Девичьего замка, отчаявшись одолеть бойцов Дамского, вернулись в свои укрепления. Мало-помалу тишина воцарилась над жертвами битвы. Но Ланселота волновали два рыцаря, чьи подвиги он сам же и прервал. Первый уже приподнялся и перестал стонать, как только узнал Ланселота, когда тот подошел с непокрытой головой.

– Сир, – сказал он, – приветствую вас как лучшего рыцаря на свете! Я видел, вы не хотели напасть на меня; это я вас принудил, и я примерно наказан за свою дерзость.

– Мне очень жаль, что я ранил вас; извольте сказать мне, сир, кто вы такой, я прошу вас.

– Я из дома короля Артура, а зовут меня Гектор Болотный; мой соратник, которого вы ранили сильнее, – это Лионель, ваш двоюродный брат.

– Пресвятая Мария! – вскричал Ланселот. И, не говоря более ни слова, он дал себя подвести к Лионелю, чья крайняя бледность выдавала изрядную потерю крови.

– Милый друг, – сказал он ему, – я ваш несчастный кузен Ланселот; я не хочу вас пережить, если окажусь причиной вашей смерти.

Казалось, эти слова заставили Лионеля забыть все свои беды.

– При виде вас я чувствую себя исцеленным, – воскликнул он.

Ланселот приподнял его и стиснул в объятиях.

– Вот уже больше года, как я разыскиваю вас, – сказал Лионель. – Слава Богу! я вас нашел. Но мне бы следовало узнать вас раньше по вашим могучим ударам. Кто еще мог выказать столько доблести!

Что бы ни говорил Лионель, это не успокоило Ланселота по поводу опасности его ранений. Лионель же в свой черед с тревогой выспрашивал его о Гекторе. Когда Ланселот его уверил, что у того раны не смертельны, он собрал все свои силы и добрел вместе с кузеном до постели своего друга. Но кто бы мог описать, как ликовали Дамы по случаю победы, одержанной их шампионами! Они вышли навстречу Ланселоту, разодетые в самые пышные свои уборы.

– Приветствуем вас, – говорили они, – лучший из лучших, цвет всех благородных мужей нынешних и будущих!

Он согласился переночевать в их замке с обоими друзьями. После роскошной трапезы они уселись с одного края скамьи, где Ланселот охотно утолил их любопытство, поведав им, как он расправился с Мелеаганом и как поехал ко двору Бодемагуса, дабы оправдаться в обвинении, что убил его вероломно.

– Близится срок, – сказал он, – когда я должен быть в Видесане; и потому я уеду завтра утром. А вы, Лионель, возвращайтесь ко двору короля Артура; там вы найдете своего брата Богора, и скажите ему от меня, что никогда рыцарь не сможет приумножить себе цену, если надолго засидится при дворе. Коль скоро он желает, чтобы о нем заговорили, ему не следует оставаться более суток в одном месте.

Проведя часть ночи в танцах и хороводах с дамами, Ланселот был препровожден на свое ложе и проспал несколько часов кряду. На рассвете он облачился в доспехи, сел на коня и препоручил Богу дам из замка, Гектора и своего кузена Лионеля. Вскоре он очутился в обширном Сарпенском лесу. Но здесь наше повествование покидает его и возвращается к Маргонду из Черного замка и к Мелиадусу Черному, которых он отправил к королеве Гвиневре.

Маргонд прибыл в Камалот к Первому часу. По его шлему без обода, по его истерзанному щиту, по его порванной кольчуге нетрудно было увидеть, что он выдержал лютую битву. Сойдя с коня, он попросил, чтобы его проводили к королеве.

– Вы знаете, – спросила Гвиневра, – кто этот рыцарь?

– Нет; но не иначе как его отпустили за выкуп, до того плачевный вид имеют его доспехи.

Она встала, чтобы перейти в залу. Маргонд упал ей в ноги и взмолился о пощаде:

– Госпожа, меня послал к вам мой победитель.

Тут он рассказал без утайки, по какой причине он сражался с доблестным рыцарем, который не пожелал сказать ему свое имя, но советовал спросить его у королевы.

– Какие доспехи были у этого рыцаря?

Маргонд описал их[308], и, узнав доспехи Ланселота, она невольно рассмеялась.

– С кем же, по-вашему, вы имели дело? – спросила она.

– Не знаю, госпожа, но, безусловно, с лучшим рыцарем, какого я когда-либо видел.

– Вы правы, ему нет равных в мире; и потому не очень-то благоразумно вам было при нем злословить обо мне. Я даже удивляюсь, что он, послушав вас, оставил вас в живых. Знайте же, что это Ланселот, наш добрый рыцарь, прославленный стократно.

– Клянусь Святым крестом, – ответил Маргонд, – теперь меня не удручает, что я был побежден; напротив, для меня великая честь на несколько мгновений скрестить оружие со столь превосходным рыцарем. Я бы воздержался от этого, если бы мог догадаться, кто он.

– Маргонд, – промолвила королева, – ради любви к Ланселоту, вам не придется жалеть о вашем плене. Дайте время затянуться вашим ранам, а потом возвращайтесь в свои края таким же вольным, каким всегда и были.

Он поблагодарил королеву, и она удалилась, препоручив его Богу.

В то время как Маргонда еще держали при дворе для поправки его здоровья, туда прибыл Мелиадус Черный, предстал перед королевой и признал себя пленником ее рыцаря. Он поведал о своем злоключении и о пагубном обычае, который он завел у своего дома в Плесси. Вместо того чтобы этим оскорбиться, более чем заслуженно, королева оставила его при своем доме, зная его как доброго рыцаря. С той поры Мелиадус совершил множество подвигов, принесших ему великую славу. О них еще будет речь в книге о Граале[309], когда начнется повесть о войне, которую Ланселот повел с Клодасом Пустынным, дабы отомстить за смерть своего отца, короля Бана Беноикского.

Не прошло и недели, как ко двору явились Лионель и Гектор. Слушая рассказы о новых подвигах Ланселота у Дамского замка, король Артур не уставал повторять, что