– К сожалению, да. – Жюстина вспомнила, как монахи пили кровь, словно вино. – Их там двадцать четыре человека, в которых Кармилла опознала вампиров. Мы видели, как они… в общем, это была совершенно нелепая и при этом совершенно жуткая церемония. Кармилла считает, что Ван Хельсинг подчиняет их себе силой внушения… это что-то вроде месмеризма.

– Да, Лаура такая, – сказала Кармилла. – Она и за слугами ходит, когда они болеют, и за любым раненым зверем, какой только попадется в окрестностях замка. Я готовлю лекарство, а она выхаживает. Надо напомнить ей, чтобы не слишком переутомлялась. Нас здесь много, всегда кто-то может ее сменить.

– Двадцать четыре человека – не такая уж большая армия, – сказала Кэтрин.

– Но двадцать четыре вампира разобьют роту обычных солдат, а батальон обратят в бегство, – сказала Кармилла. Она села в свободное кресло, а Жюстина примостилась на скамеечке у клавесина. – Я сама это видела, когда шли приграничные войны, и граф делал из солдат вампиров. Он тоже их гипнотизировал – внушал, чтобы дрались до последнего. Арминию Вамбери такой метод может быть известен из его исторических штудий.

– Ужасный метод, – сказала Мина. Она стояла в дверях. – Я очень рада, что вы все благополучно вернулись домой. Выходит, мы были правы: у Ван Хельсинга есть армия вампиров. Что ж, дело плохо. С другой стороны, по моим подсчетам, в Société des Alchimistes у него примерно три-четыре десятка сторонников – меньше, чем я боялась.

– А откуда вы знаете, сколько у него сторонников? – спросила Мэри.

– Сегодня утром, когда Мария Петреску следила за домом Арминия Вамбери с другой стороны улицы, в двери входило много мужчин и женщин, и все приблизительно в одно и то же время. Она сосчитала – их оказалось тридцать шесть. Среди них могло быть и несколько жильцов, но большая часть явно направлялась к Вамбери и, вероятно, к Ван Хельсингу. Даже с другой стороны улицы она видела, что в квартире Вамбери что-то происходит, а потом Ван Хельсинг сам провожал некоторых гостей до их экипажей. Когда все гости разъехались, Ван Хельсинг со Сьюардом тоже куда-то ушли.

– Должно быть, как раз в аббатство, – сказала Жюстина.

– Разумеется, это могут быть не все его сторонники, – продолжала Мина. – Может быть, еще кто-то придет вечером – или завтра, хоть завтра и выходной день. И все же я не думаю, что за ним стоит большинство – потому-то он и вынужден полагаться на свою армию. Влад говорит, на эти ежегодные конференции съезжаются члены общества со всего мира. Он считает, что на собрании будет присутствовать от ста до ста пятидесяти человек. Фракция Ван Хельсинга составит не больше трети. Однако я не уверена, что для наших планов это имеет существенное значение. Если Ван Хельсинг выиграет, ему придется действовать. Если проиграет – ему тоже придется действовать. И вот поэтому теперь мы с Беатриче хотим вам кое-что показать. Прошу всех в столовую – кажется, пора устроить военный совет.

Военный совет! Жюстине были не по душе эти слова. Разве хоть одна война принесла людям что-то хорошее? Иногда вся история человечества представлялась ей сплошной чередой кровопролитий, по большей части бесцельных и бессмысленных. Но ведь таких людей, как Ван Хельсинг, необходимо остановить – она это знала так же твердо, как и то, что в мире существует добро, и оно должно сражаться со злом. Если вышло так, что это сражение должно свершиться ее руками, – она не сдастся без боя.

Мэри: – Тебе не кажется, что это звучит слишком мелодраматично? Я понимаю, ты описываешь мысли Жюстины, но все же…

Кэтрин: – Мы с Жюстиной не один год проработали вместе в цирке. Представь себе Жанну д’Арк ростом больше шести футов, которая начиталась всякой туманной немецкой философии. Вот тебе и вся Жюстина.

Жюстина: – Кэтрин, ты мне льстишь. Я и не настолько добра, и не настолько красноречива, как ты изображаешь.

Кэтрин: – Вот видишь? Что я говорила?

В столовой Беатриче стояла у стола, на котором было разложено всевозможное оружие – револьверы, кинжалы и какие-то длинные куски тросов. Дальше стоял целый строй стеклянных флаконов, некоторые из них были наполнены ярко-красной жидкостью. Это что, тоже какое-то оружие? Мэри не могла себе представить, как же им пользоваться.

– Я очень рада, что вы вернулись! – сказала Беатриче Жюстине и Кармилле. – Надеюсь, ваш поход был успешнее, чем у Мэри с Кэтрин. Они жаловались, что их поездка закончилась ничем.

Жюстина подошла к столу и стала рассматривать этот странный набор.

– Пожалуй, да, успешнее. Мы узнали, что у Ван Хельсинга двадцать четыре приверженца-вампира, хотя с виду их не отличишь от священнослужителей. И неизвестно еще, все ли присутствовали на этой дьявольской мессе…

– Он наверняка собрал там всех, чтобы как можно вернее подчинить их своей воле, – сказала Кармилла. – Он ввел их в какой-то мистический транс с помощью месмеризма.

– Это похоже на рассказы Кэтрин, – сказала Мэри. – Как же мы будем сражаться против загипнотизированных вампиров?

Да и любых вампиров, если на то пошло?

– До такого даже я бы не додумалась, – сказала Кэтрин. – Ну ладно, паучьи боги. Проклятия мумии – тоже, сколько угодно. Но загипнотизированные вампиры? Это уж слишком.

– А как же кресты? Или чеснок? – Диана стояла в дверях вместе с Ховираг. Что это такое случилось с собакой-волком? Она вся была в какой-то черной пыли или саже. Сама Диана была более или менее чистой, только по щеке и дальше, по шее, тянулась длинная черная полоса. – Аттила заперт в угольном подвале. Можете его выпустить, если хотите. Он уже давно там в дверь колотит.

– И почему же Аттила заперт в угольном подвале? – спросила Мина, все еще стоявшая в дверях.

– Он сказал, что девчонка никогда не может быть умнее мальчишки. Такая же умная – еще пожалуй, но умнее – никогда. А я сказала, что пусть каждого из нас запрут в угольном подвале, и кто быстрее выберется, тот и умнее. Он меня первую запер, и я сразу выбралась – плевое дело. А ему уже, пожалуй, хватит там сидеть. Я подумала, что, если слишком быстро его выпустить, он еще опять вздумает говорить, что мальчишки умнее. И придется мне еще что-нибудь придумывать, чтобы ему доказать.

– Стало быть, то, в чем перепачкалась Ховираг, – это угольная пыль? – спросила Мина.

– Что? А, ну да. А как по-венгерски будет «угольный цветок»? Наверное, теперь ее надо так называть. Ей так понравилось валяться на куче угля.

Ховираг жалобно тявкнула.

– Ну-ка, иди сюда, – сказала Мина собаке-волку. – Давай-ка тебя выкупаем, пока ты не вздумала валяться на коврах, хотя им это, пожалуй, не особенно повредило бы. Диана, ты умудряешься дурно влиять даже на графских farkaskutyák. Я выпущу Аттилу и вернусь. Беатирче, может быть, вы продолжите пока без меня?

– Конечно, – сказала Беатриче. Мина увела за ошейник черную, как сажа, собаку-волка, и Беатриче начала рассказывать – таким голосом, который мы с тех самых пор стали называть «лекторский голос Беатриче»: