ним и почему он вылез, и ты не знаешь, – уверенно ответил я, не смотря в сторону ведьмы. – Меня пугает это возвращение, но еще больше меня пугает то, что ты его не боишься… Ты действительно думаешь, что он безобиден?

– Я не знаю, что думать, Лео, – призналась ведьма, садясь на лавку у печки и обнимая колени. Она уткнулась лицо в подол и сдавленно, едва слышно произнесла: – Но если мы снова его потеряем… если он снова погибнет… видят боги, я этого не допущу!

– Бэйр, одумайся, что ты говоришь! – воскликнул я, отставляя посуду. – Это может быть демон, который вытянул мертвое тело из могилы неизвестно ради каких целей!

– Мне все равно, – как в бреду ответила она, покачав головой

– Я буду счастлив, если это в самом деле окажется мой брат, но если он причинит тебе вред или хотя бы попытается это сделать, я отправлю его обратно в землю и на этот раз так, чтобы при всем желании он не смог вылезти обратно!

Ведьма ничего мне не ответила, даже не посмотрела в мою сторону. Она сидела на лавке, обняв колени, и пристально смотрела куда-то вперед, нахмурив черные брови.

После этого она совсем перестала со мной разговаривать.

Жизнь текла, переливаясь изо дня в день, как вода из кувшина в кувшин: не меняясь толком.

Если в первый день своего неожиданного возвращения Арланд мог самостоятельно ходить и даже говорить, то заснув, он стал напоминать растение. Он только изредка просыпался, и понять это можно было лишь по учащающемуся дыханию: глаз он не открывал и не говорил. В такие пробуждения, происходящие три-четыре раза в день, тогда мы кормили его бульонами или поили молоком, за которым мне приходилось летать в ближайшую деревню. Никаких признаков одержимости это растение не подавало, даже не двигалось.

Ведьма первые дни не отходила от кровати, все следила, чтобы Арланд не перестал дышать. Но он не переставал и скоро начал понемногу прибавлять в весе, что немного успокоило Бэйр. Когда спустя две недели непрерывного сна Арланд впервые очнулся, ведьма окончательно поверила в то, что он здоров и будет жить. Тогда она почему-то перестала за ним ухаживать и вообще обращать на него внимание.

После первого пробуждения Арланд еще долго не говорил и с трудом мог даже руку поднять, не то что сесть на кровати и самостоятельно есть. Кормить его и ухаживать за ним дальше мне пришлось самому, так как Бэйр это делать почем-то отказывалась, как и объяснять мне свое поведение – она по-прежнему не говорила со мной.

Конечно, я любил Бэйр, но и моему терпению был предел! Зла не хватало на эту упертую ведьму, которая в последнее время как головой ударилась, потому я тоже перестал с ней говорить. Дом разделился на две половины, в одной жили мы с Арландом, в другой Бэйр, и пересекались мы только когда я готовил еду себе и брату, пользуясь печкой – именно печкой, живым огнем, без единой капли магии!

Арланд, когда очнулся, по-прежнему вонял демоньем, но не делал ничего такого, чего обычно ждешь от нечисти. Даже наоборот, очухавшись, братец стал вести себя куда более нормально, чем вел до того, как в него всадили стрелу. Он перестал напоминать больного маньяка, стал чаще улыбаться и смеяться, ко мне он стал относиться гораздо лучше… У нас все же состоялось объяснение, после которого я окончательно убедился в том, что проведение действительно вернуло мне брата. Сцена была из тех, какие обычно долго расписывают в книгах. Я опять расплакался, полез обниматься с братцем, и он, хотя и еле-еле шевелился, тоже обнял меня. После этого мы с ним подружились, я признался в том, что это я выбросил его мантию, потому что думал, что он хочет меня прогнать. Арланд сказал, что я идиот, и он не прогонял меня вообще, а просил уйти подальше от реки, обратно к костру.

Коротая время, мы с ним играли в карты или пытались что-то друг другу рассказывать. Когда я уходил рубить дрова, делать что-то по хозяйству или охотиться, он спал.

Как-то раз я вернулся с охоты рысью и принес нескольких белок. Я еще не успел обернуться в себя, как услышал в доме голос Арланд, шедший из кухни. Он говорил с Бэйр, и разговор, как мне показалось, был из тех, которые лучше подслушать, чем прервать.

Обернувшись крысой, я заглянул к ним.

Одетый в свои вещи, которые мы с Бэйр так и не решились выкинуть, Арланд стоял посреди комнаты совсем прежний, только темноволосый и желтоглазый. Он пытался заговорить с ведьмой, но она не обращала на него никакого внимания, сидела у окна и читала свою старую тетрадку.

Арланд злился, почти кричал на нее, но чем больше он кричал и говорил, тем глубже она уходила в свое молчание. Не выдержав, братец подошел к ней и вырвал из ее рук тетрадь, швырнул на пол, а саму ведьму поднял за плечи и затряс, что было сил. Придя в себя от такого, ведьма залепила ему с размаху пощечину, молча высвободилась из его рук, взяла тетрадь с пола и вернулась к окну.

Арланд стоял посреди комнаты как громом пораженный, на его бледной щеке проявился розовый след от ладони Бэйр. Он стоял так долго, наверное, несколько минут.

Тут я обернулся собой и кинулся к брату, чтобы он не посмел навредить Бэйр со злости, но он уже отошел сам и поспешил убраться в нашу с ним комнату.

Я хотел было подойти к Бэйр, успокоить ее, но, когда посмотрел в ее сторону, наткнулся на такой ненавидящий взгляд, что мгновенно исчезло всякое приближаться к этой ведьме. Тогда я ушел в комнату к Арланду, оставив ее одну со своей злостью.

Брат сидел на кровати и угрюмо пялился в пол.

– Нам нужно уезжать отсюда, Лео, – сказал он мне, когда я подошел. – Я должен нанести на свое тело татуировки и попытаться вернуть способности инквизитора: я знаю, они еще есть внутри меня. Я поеду в Агирад, куда меня направили в Ордене, а ты отправишься со мной.

– А Бэйр?… – удивленно спросил я, опешив от таких слов.

– Здесь у нее есть все, что ей нужно, – ответил он безликим голосом. – Мы ей больше не нужны.

– Еще как нужны!…

– Когда она говорила с тобой в последний раз? – спросил Арланд, посмотрев на меня. – Она едва ли помнит нас с тобой, неужели ты до сих пор этого не понял? Мы должны оставить