и не сумела ужиться с его непривычной к костылям имплантатов нервной системой. Он слишком хорошо научился обходить её наивные блоки. Заполнявшую его пустоту интеллектуальная биохимия осилить была неспособна. А потому ну её к тьме.

Сержант умрёт. Он уже принял это, осознав так же ясно, как чувствовал носок сапога, такой же твердый, что тот камень, что впивался ему в позвоночник. Умирать предстоит ещё долго и мучительно. Микромашины, что запоздало пытаются привести его тело в работоспособное состояние, будут продолжать бороться за его бессмысленное существование. Однако жизнь и без того чересчур печальная штука, чтобы её заканчивать вот так, в собственной блевотине, крови и бессилии.

Вот уж не думал, что старые фокусы оперативника пригодятся ему спустя столько долгих лет.

В бесчувственный посиневший безымянный палец сквозь узлы сведенных мышц послушно полился тёплый ручеёк, лишая организм своего тлетворного привкуса, такого прекрасного, как сама жизнь. Тренированный человек может накапливать и использовать резервные силы нервной системы для приведения организма в состояние повышенных энергозатрат, такой своеобразный костыль для тех, кто не в состоянии войти в экшн. У этой силы есть один нюанс. Сержанта в его текущем состоянии она убьёт. Быстро, эффективно и с гарантией.

Болезненное жжение начало наливаться силой, словно кто-то перетянул ему руку в локте ржавой колючей проволокой. Сержант с трудом разлепил залитые кровью глаза. Уходить не хотелось, но он слишком устал. Глаза поднялись к вечернему небу, залитому привычным гало сияния стратосферы. Космические шоры, скрывающие Галактику. Окно в никуда, эфемерное сияние того, что нельзя потрогать, существуешь ли ты вообще, Вселенная?

Послушно вернулись те, которые были, но которых никогда не будет, картины из других миров, посторонних происшествий и чужих мыслей. Сержант с грустью попытался в последний раз ощутить свою жизнь, но ничего толком не разглядел. Она слишком коротка, жизнь Сержанта, его же предшественников… их и вспоминать не хотелось. Выражение отрешенности сошло с лица, уступив место покою. Когда-то было то время — он терзался, совершал какие-то поступки, но теперь… Хотелось жить в этом неспокойном месте, хотелось искренне, даже с этой треклятой пустотой. А вышло вот что.

До жути отчетливо ощутилось липкое крошево из грязи пополам с кровью, в котором он был измазан. Всё против него. Случайная смерть, сказали бы те, кого уже не было, но случайности в таком ответственном деле, как смерть, быть не должно. Не у него. Сержант прошел свой путь до конца. Теперь заряд, что пульсирует в посиневшем сломанном пальце, освободится. Стоит только на миг ослабить контроль. Он не будет тратить эти последние силы на бессмысленные попытки спастись. Но просто уйдёт, уйдёт достойно. Маятник двинулся в свой последний поход.

И остановился. Занесенный меч сгинул, погасло непрошенное сияние. Эти, сколько их там, замерли, некоторые в замешательстве отступили. Сержант чётко уловил спад направленной на него агрессии. Знакомое ощущение, будто из глубины чахлого здешнего леса к ним приближалась буря. Слабый ветерок нёс в себе грозную силу огня и камня, воспринятую давними предками и ими же возведенную в культ. К ним приближалась высокоразвитая единица малопонятного общества. Сержант почти ничего не видел, но и так сумел сообразить, чего испугались его убийцы — до него отчетливо дошел эмоциональный поток ирна. Его ни с чем не спутаешь.

Последовавшее за этим случилось мгновенно — даже тягучее время подчас неспособно передать всю завораживающую красоту процесса. Поваленные друг на друга бесчувственные тела. Тишина и расплывчатое пятно её лица.

— Схуэни, мать всех битв, я вижу перед собой маску смерти. Как ты мог допустить такое? Необходимо до беспамятства накачаться, чтобы отключились даже резервные рефлексы. Ты это нарочно, да?

Сержант попытался разжать губы, однако не смог. Едва ощутимая прохлада тонких детских пальцев — и зрение послушно обрело резкость. Внимательные голубые озёра этих глаз спрашивали и объясняли одновременно. Потом на миг сомкнулись, и тёмный заряд тут же послушно исчез. Прекрасное лицо, достойное лучшего, чем Сержант, ценителя красоты, вытесняло всё, заполняя собой сознание, гася скупую искру воли.

— Сегодня я тебе помогу. Нам ещё предстоит долгий путь, у каждого свой, но сейчас — иди за мной.

Что она в действительности хотела этим сказать? Ирнов мало слушать, их надо услышать, а на это у Сержанта уже не было сил. Последнее, что он помнил, это сильные, словно стальные руки, поднимающие такое огромное для них тело.

Интересно, кто её сюда привёл? Вряд ли её появление здесь является плодом досадного совпадения.

И долгая напряжённая тишина в ответ.

А потом началось неизбежное.

Всплытие из мрака, подъем из могилы, эйфория. Зловонное дыхание близкой смерти уходило в небытие. Через ломоту в костях и тянущее напряжение едва не скрипевших как несмазанный механизм мышц, через все клеточки тела, такого легкого, почти невесомого.

Но вместе с тем непомерно тяжелого — подобно тревожному сну, не дающему покоя душе, это непонятное ощущение сюрреализма во всей гамме захлестывающих чувств теребило, толкало, будило нервные окончания. Ему все-таки удалось выкарабкаться, и это было так прекрасно, даже несмотря на полную неопределенность, несмотря на смутное чувство потери чего-то важного, какого–то груза за спиной… несмотря на всё это, в нём царило ликование. Жив. Всё-таки жив.

Пришло в голову и другое: почему он чувствовал себя таким. Введение организма в состояние экстренной регенерации при поддержке следовой начинки творило свои чудеса. Подготовленные люди с особым образом перестроенными телами были способны самостоятельно исцелить у себя тяжелейшие, даже смертельные раны. Сердце, печень, легкие и даже некоторые отделы мозга словно по волшебству возрождались из небытия. «Народная медицина» — шутливо называл этот процесс Джон, когда они ещё были кадетами. Однако в чудесном таинстве таился подвох, человек сжигал годы жизни за одну возможность жить вообще, чуть утрата контроля — многочисленные новообразования поражали здоровые органы, иммунитет сходил с ума, начиная пожирать себя изнутри, одновременно переставая бороться с внешней угрозой.

А уж попробовать проделать этот путь, пока пациент не стабилизирован хотя бы на время, не зная толком, что творится в самых важных участках организма… Сержант по памяти сам себе поставил диагноз. Такое за обозримое время смогли бы вылечить только в приснопамятном саркофаге, под присмотром сотни интеллектуальных систем и пары квалифицированных докторов, а тут…

Но его сумели поставить на ноги. Могла ли это сделать Золотце, это маленькое, в пол его роста золотоволосое, неестественно розовощёкое, словно кукла, существо из других миров? Идеальное создание, будто сошедшее с полотна древних художников — такими изображали библейских ангелов. Он до сих пор