начинаю раздражаться. Загадки меня заводят. Полтора дня, из которых осталось чуть, тают на глазах. Пять миль Флай — роуд никак не поместятся в оставшиеся часы. Что я буду делать? Стучаться в каждую дверь? Кричать: Марта, это я, Макс! Выгляни на пару секунд? Где ты, милая? Осторожно, двери закрываются, поезд следует в депо. Стоять на платформе вглядываясь во тьму тоннеля, глупее занятия еще никто не придумал. Пожевав нижнюю губу, я продолжаю надеяться.

— Давно она тут была?

— Недели две назад.

— Одна?

— Да, — чувствуется, что мой собеседник, как подкапывающий кран начинает забиваться окалиной, ручейки информации превращаются в редкие бессмысленные капли.

— Соберись, мек, — говорю ему я и заботливо отряхиваю несуществующие пылинки с его грязного жилета в пятнах. — Что ела, сколько пробыла у вас. Во что была одета. Не замолкай. Поговори со мной.

— Я не помню, мистер, — он правильно оценивает мое состояние и в меру сил начинает соображать. — Я могу посмотреть в программе. Она сидела за третьим столиком, у окна. Вон там.

Он медленно клюет карточкой грязное и поцарапанное стекло монитора. Медленно, как старатель, промывающий пятую тонну пустого песка в надежде на то, что вот сейчас блеснет крупинка золота. Я беспокойно заглядываю за его плечо. Пять минут из полутора дней утекли безвозвратно.

— Нет, не то, — халдей бормочет себе под нос, — не то, это шестой, угу. Не то. А! Третий стол. Вот, третий стол, Девятнадцать пятнадцать. Заказ: салат, фалафель, белое вино.

— Фалафель, мек? — меню не сильно питательное на мой взгляд. Его толстейшее величество сдох бы на такой диете.

— Да, зеленый фалафель. Мы добавляем туда зелень и…

Я прерываю его жестом. Вся рецептура, включающая в себя древнее масло для жарки, грязные от жира вытяжки и тараканов на кухне уже сложилась в моей голове. Я рассматриваю выделенный красным прямоугольник на экране. Время девятнадцать пятнадцать, третий стол, салат, фалафель, белое вино один бокал. Все. Пять миль Флай — роуд меньше суток на поиски иголки в стогу сена. Моему разочарованию нет предела. Что же я могу вытянуть из этой информации? Что? Где ты Марта Фойгт?

— Была у нас, наверное, час, судя по заказу, — мой верный Санчо Панса продолжает бессмысленно мне помогать. В ответ, я ободряюще хлопаю его по плечу.

— Ты — гений, мек! Я поговорю с твоим хозяином, чтобы тебе подняли зарплату, ты достоин большего.

— Спасибо, мистер, — он глупо хлопает ресницами. А я машу ручкой и расстроено направляюсь на свою пятимильную Голгофу. За стеклянной дверью маячит деревянный крест в виде Трабанта Рубинштейна.

— Тут еще! — радостно кричит из темноты он, — Слушайте, мистер! Есть еще кое — что!

— Что? — я останавливаюсь в дверях, он что — то вспомнил и, судя по виду, существенное. Сегодня я катаюсь на американских горках, меня мотает по трассе, вызывая то восторг, то тошноту. И главное в это деле, по мнению моего невозможного толстого друга не обделаться от восторга.

— Она еще заказывала кофе, его нет в заказе. И доплатила наличными.

— Наличными? — в моей голове начинает вертеться хилая идея. Что-то неуловимое, что я пока не могу поймать. Я возвращаюсь к экрану. Наличными. Она доплатила наличными. За кофе, которого нет в заказе. Наличные. Монеты, филки, башли, капуста, бабки, хрусты. Я верчу это все в голове. Кинула на блюдце для чаевых пару монет за кофе. Надо соображать быстрее. Заплатила наличными. Я почти вижу, как блестят на старом фаянсе деньги: два фунта двадцать пять пенсов монетами. На экране по-прежнему горит красным прямоугольник и счет: салат, фалафель, вино. И тут, я, наконец, ловлю свою неопределенную мысль за хвост и спрашиваю:

— Мек, а чем она заплатила за салат?

— Картой, мистер, — я задумчиво смотрю в его пустое лицо. Официант чешет лоб.

— Картой, мек? Картой! Слипы остались? — он смотрит на меня в недоумении. — Данные карты остались у вас?!

Он молчит, соображая.

— Данные ее карты у вас остались? — мягко говорю я, выделяя каждое слово, чтобы он понял. Попутно пытаясь сконструировать дальнейший план действий. Мои надежды повисают в секундной тишине.

— Да, данные карты можно посмотреть в программе.

— Ты знаешь анекдот про девочку и бидон, мек?

Бидон, я произношу на русском, и он отрицательно мотает головой. Мама сказала в бидоне. Кажется, речь шла о сметане и плате за нее. Два фунта двадцать пять пенсов на блюдце для чаевых. Я смеюсь, все наши тайны можно просто подсмотреть в программе.

— Нет, мистер. А про что там? — интересуется мой собеседник. — В анекдоте?

— Не бери в голову, смотри мне данные ее карты, — из моего кармана появляется двадцатка, он ее заслужил, чемпион.

ЭлБиДжи, Марта Фойгт, последние четыре цифры карты пять четыре три семь. Я старательно записываю под его диктовку.

— Восемнадцать фунтов пятьдесят пенсов, за весь заказ, — продолжает собеседник и устало замирает, сегодня он превзошел себя. Я награждаю его за труды и отчаливаю, сейчас мне необходимо все обдумать и сделать пару звонков.

* * *

— Говорю тебе, последние четыре цифры: пять четыре три семь.

Старый Рубинштейн кашляет в трубку.

— Нам это скажут только по запросу. Ты же знаешь порядок. Пишем докладную на графиню, три — четыре дня, потом запрос в банк. Нет, это невозможно.

— Моз, мне нужно сейчас. Мы уже близко, — я рассматриваю часы на панели своего деревянного Мессершмидта, начало восьмого. Банки уже закрыты. Он вздыхает и просит меня подождать полчаса. Которые я провожу, наблюдая, как в «Рио Бланку» набиваются местные пьяницы. Две. Нет, три сигареты и тикающие на панели часы. Из дверей ресторана вылетает первый набравшийся посетитель. Возможно, одновременно с ним так же вылетают миллионы бедолаг по всему миру. Он растерянно садится на грязном тротуаре, а потом встает, держась за стену и, покачиваясь, уходит.

Наконец телефон пиликает. Пришло сообщение, а следом звонит окаменелость.

— Макс, я сбросил тебе выписку по ее карте. Это было нелегко. Представь у нашего директора филиала ЭлБиДжи тоже ишиас! Не, ну ты понимаешь, что это может значить?

— Ему нужно прикладывать теплые камни к заднице?