готов, что тебе немного насыплют за воротник. Чего-нибудь особо неприятного. Я ускоряюсь настолько, насколько могу себе позволить с грузом в руке.

— Она висит на мне, Бет! — сообщает последние новости несчастный лохмач. — Она пьет мою кровь! Тварь! С’ка! Я сейчас отдам душу железному Густаву.

Я чувствую жгучий укол в лодыжку и умудряюсь на бегу пнуть зверя, который отлетает назад в кучу собратьев.

— Потому что ты дуролом, — не очень вежливо хриплю я, рывком подтягиваю его и толкаю в спину изо всех сил, — тебя хлебом не корми, дай ввязаться в какую-нибудь залипуху и сдохнуть.

Мы вскакиваем на парапет, пытаемся отчаянно перепрыгнуть мертвую стоялую воду, дружно падаем в нее и вымокшие до нитки карабкаемся вверх по статуе. Я останавливаюсь на спине кролика, а гражданин Манджаротти взлетает выше — на голову толстой бабищи. Из его задницы хлещет кровь, лицо белое как мел, зрачки расширены. Того и гляди упадет в обморок и спланирует вниз в гости к ожидающим подарка крисам.

— Ты как? — задыхаясь от быстрого бега, говорю я.

В ответ он произносит много слов, которые приличная принцесса не должна понимать, но я понимаю, несмотря на то, что являюсь самой воспитанной и самой приличной из всех.

— Прекрасно, Томашек! — приходится его приободрить, потому что из речей лохматого придурка я понимаю, что тот только что изрядно приуныл.

— Мне отхватили ползадницы, Бет, если ты еще не поняла, — жалуется он. — Мне кажется я сейчас дам дуба!

Замечательно! Осмотревшись, я поджимаю губы. Такого еще никогда не бывало. Милостивая владетельница со Старой Земли оказывается в самом глупом положении из всех возможных. Сидит верхом на бетонном звере, которому жирная тетка ломает челюсть, снизу снуют крисы, сверху стонет тощий прихожанин церкви святой Джелинды, лодыжка свербит, нос чешется, а с неба ее сиятельную голову поливает нудный дождь. И, самое отвратительное, что все эти проблемы ей нафиг не сдались и сейчас она должна разруливать дела в своих владениях, а не дрожать от страха, в ожидании, когда до нее доберутся. Черт знает где, и черт знает с кем в качестве боевого товарища. Ну как тут не сойти с ума?

— Что будем делать, Бет? — интересуется раненый. Подняв глаза, я смотрю на него. Лохматый «доброволец» вытягивает шею, рассматривая визжащие тени внизу. Что будем делать, Бет? Действительно, что? Ты же все сделал. Все что смог! И теперь хитроумная Беатрикс должна придумать, как выкрутиться из проблем так, чтобы нас не отправили на тот свет. Посох у меня при себе, но припасов кот наплакал. Даже если бы их было полно, пока бы я перестреляла всю стаю, то скончалась от старости. Сейчас не помешал бы Ва со своим огненным залпом, но чешуйчатого тут нет.

«И не будет», — с тоской думаю я. Судьба постоянно загоняет меня в угол. Старательно прикрывая все пути на выход. Я злюсь.

— Так что, Бет? Скоро стемнеет. Будем куковать здесь, пока кто-нибудь не заглянет на огонек?

— Свяжись с Сью, — предлагаю я. — У тебя же унитестер, Томашек.

Мне хочется добавить — «и с его помощью можно попросить помощь, а не только рассматривать голых баб». Но я помалкиваю, считая, что разбираться с такими мелочами ниже достоинства настоящей госпожи и принцессы.

Устроившись удобнее, я, прислонясь к мощной груди статуи, слушая тихие переговоры сверху. Все как всегда, если тебе накидали, то бесполезно что-нибудь предпринимать, от любого твоего движения станет только хуже. В случае с Сью, много хуже. Потому что Сью та самая закрытая дверь, в которую отчаянно бьешься лбом, не понимая, что та заперта.

— Привет, милая, — сюсюкает гражданин Манджаротти, — ты сегодня такая же милашка как всегда?

Фыркнув, я кладу руку с посохом на колено и пристально вглядываюсь в колючки. Кажется, одна из веток только что пошевелилась. Или мне показалось? Проклятый дождь не дает ни одного шанса понять. Что там такое? Неужели к крисам валит подкрепление? Тощий кретин, ноги которого болтаются у моего лица ничего такого не замечает, продолжая разговор со своей толстой зазнобой.

— Что? Да, милая, это твой Томашек.

— …

— Заканчиваем, уже почти закончили. Стараемся изо всех сил.

— …

— Ты же меня знаешь, Сью! Если я дал слово, клянусь железным Густавом, то все сделаю. Томашек Манджаротти кремень, а не человек.

Матушка, пока лохматый дойдет до сути, я, пожалуй, сойду с ума и проделаю дыру в его бестолковой голове. Мне хочется его пришпорить, но в глубине души я понимаю, что это бесполезно.

— Да-да, Сью! Мы тут немного застряли.

— …

— Она не такая, милая. У нее травма… Немного блаженная и ничего не помнит. Ты что! С утра ни капли. Да, клянусь тебе! Как ты могла такое подумать, любимая? Мы на фонтане, Сью. Крисы загнали.

— …

— Что?

— …

— Куда я пошел? Милая… Алло! Сью? Ты слышишь? Алло!

Понятно. Принцесса Беатрикс Первая, выкупает ситуацию с полуслова. Пока гражданин Манджаротти жалуется на нашу работодательницу, я пристально рассматриваю колючие кусты. Никаких сомнений, кто-то движется по дорожке по направлению к нам. Занятно! Даю голову на отсечение, что постояльцев на фонтане сейчас добавится, если звери не доберутся до гостя первыми. Кто этот безумец решивший прогуляться в прекрасном Городском парке полном крис, клоунов и колючек?

— Сказала, чтобы я пошел нахрен, прикинь, Бет! Свинья! Чтоб она лопнула! Жирная тварь!

Отмахнувшись от назойливого вояки, я завороженно смотрю на тропинку. Вот шевелятся ветви, мелькает что-то светлое и из-под их мешанины появляется фигура в странной белой одежде. Будто старик закутался в простыню и в таком виде отправился на прогулку. В качестве защиты от дождя он использует старый зонтик украшенный узором, от которого у меня сжимается сердце. Оранжевые цветы, похожие на ноготки Старой земли. Яркие пятна на темном фоне. Одна из спиц сломана и нелепо торчит в сторону. Сделав пару шагов, простыня останавливается и начинает нас рассматривать. На всякий случай, я принимаю вид, будто прекрасная принцесса забралась на фонтан, потому что ей так захотелось. А вовсе не потому, что один тощий тупица, которому отъели пол зада, завел ее в сплошные проблемы.