Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя в Месопотамии он не был, ссылался на ассирийские законы (империи Ниневия). Вероятно, его астральный мистицизм сформировался под халдейским влиянием. Ну а о Персии, давнем враге Греции, что-то знал каждый образованный грек. Под влиянием Демокрита и Евдокса Платон знал гораздо больше многих; он читал описания Ктесия и Геродота, а может быть, и других историков, и их откровения об империи Ахеменидов ему очень нравились. Персидские абсолютизм и порядок казались ему гораздо выше афинских демократии и хаоса. Миф об Эре, родом из Памфилии в «Государстве» – халдео-иранского происхождения.
Миф о земнорожденных в тексте называется «финикийским вымыслом», что вполне возможно, подобно преданию о Кадме и многим другим.
Возможно, и дуалистические представления, которые в латентной форме присутствуют в поздних диалогах Платона, также пришли из иранской религии, хотя необходимо признать, что заимствование было непрямым и тонким. Зороастр упоминается в сочинениях Платона всего однажды (в «Алкивиаде»-!).
Согласно одной старинной легенде, в глубокой старости Платон принимал у себя гостя-халдея, но так разволновался, что пришлось пригласить флейтиста-фракийца, чтобы его успокоить. Вскоре после того Платон умер. По другой легенде, при смерти философа присутствовали многие маги. Рассудив, что он умер в день, посвященный Аполлону, и прожил девять раз по девять лет, они пришли к выводу, что Платон был героем (сверхчеловеком), и принесли жертву в его память.
Можно провести много параллелей философии Платона, с одной стороны, с философиями Санкхья и Веданта – с другой, но нет доказательств того, что Платон когда-либо был подвержен влиянию индуизма.
Теория Идей
Хотя автор не имеет намерения подробно описывать философию Платона, необходимо обсудить теорию Идей (слово намеренно написано с прописной буквы, чтобы отличить его весьма конкретные и страстные представления от обычных).
Предметы, которые мы видим собственными глазами, – всего лишь видимость, как тени в пещере (как в его притче из книги VII «Государства»). Истинные причины вещей Платон видит не в физической реальности, а в умопостигаемом мире. Он называет их Идеями, или эйдосами. Всем существам или предметам соответствует некая Идея, которая одновременно служит и истоком, и причиной. Например, мы видим «лошадей», разных и несовершенных. Какими бы красивыми они ни казались, когда-нибудь они ослабеют и умрут. Идея же лошади, или, как ее еще можно назвать, «идеальная лошадь», совершенна и вечна. Идеальную лошадь нельзя ни увидеть, ни пощупать, но, хотя духовные лошади эфемерны и не-существующи, как тени, они существуют на самом деле; это архетип всех возможных лошадей, рожденных и нерожденных.
Эта теория позволяет классифицировать все вещи в их реальности, не думая лишь об их быстро исчезающей (эфемерной) видимости. С ее помощью мы понимаем закон изменения и угасания, который кажется универсальным. Теория Идей дает новое направление принципам мышления и поведения. Вещественный мир подвержен гниению и смерти, но Идеи, поскольку они нематериальны, не подвержены гниению и старению. Мир Идей реален и вечен. Идея – не только первопричина и прообраз вещи, но и ее цель и источник ее реальности. Благодаря теории Идей мы получаем одновременно орудие познания и его действенные элементы. Идеи – не фантазии, а сущности, живые и вечные; это первоосновы, образцы, истоки, стандарты; в то же время они сродни магическим именам.
Идеи без труда поддаются классификации и иерархии. Высшая Идея – это Идея блага, которая очень близко подходит к Богу.
Мы можем иметь то или иное мнение относительно вещественных, телесных предметов, но истинное знание можно построить только на основе нематериальных Идей. Таким образом, цель науки – исследовать, понимать и узнавать эти Идеи. Подлинный философ – человек, чья душа способна постичь Идеи за мимолетной и обманчивой внешностью, и он получает наивысшую награду от созерцания чистейших и высших Идей. Послушаем мудрую мантинеянку Диотиму: «А еще удивительнее, однако, обстоит дело с нашими знаниями: мало того что какие-то знания у нас появляются, а какие-то мы утрачиваем и, следовательно, никогда не бываем прежними и в отношении знаний, – такова же участь каждого вида знаний в отдельности. То, что называется упражнением, обусловлено не чем иным, как убылью знания, ибо забвение – это убыль какого-то знания, а упражнение, заставляя нас вновь вспоминать забытое, сохраняет нам знание настолько, что оно кажется прежним. Так вот, таким же образом сохраняется и все смертное: в отличие от божественного, оно не остается всегда одним и тем же, но, устаревая и уходя, оставляет новое свое подобие. Вот каким способом, Сократ, – заключила она, – приобщается к бессмертию смертное – и тело, и все остальное. Другого способа нет. Не удивляйся же, что каждое живое существо по природе своей заботится о своем потомстве. Бессмертия ради сопутствует всему на свете рачительная эта любовь»[105].
Если человек поистине обладает знанием добродетели, то есть если он в самом деле постигает Идею добродетели, он добродетелен, ибо никто, приобретя столь чистое знание, не способен с готовностью совершать зло. Добродетель – условие счастья, греховность или грех – неверный расчет. Поистине добродетельный человек, по мнению Платона, – это диалектик, который постиг Идею добра.
На один из самых красивых диалогов, «Федон», мы уже ссылались, так как взяли оттуда трогательный рассказ Платона о смерти Сократа (см. выше). Цель этого диалога – показать, что философ счастлив умереть. Идея души подразумевает ее бессмертие. В заключение диалога говорится, что Идеи – единственные причины всего и единственные объекты знания. Теория Идей помогает доказать бессмертие души – и наоборот.
В диалогах Платона невозможно найти две концепции, которые приписываются Платону в «Метафизике» Аристотеля – о том, что есть промежуточные сущности между Идеями (эйдосами) и вещами и что Идеи – это числа. Тем не менее Аристотель, скорее всего, правильно приписывает данные представления Платону, ведь он слышал их из его уст. Каждый великий учитель учит гораздо большему, чем он способен записать.
Теория Идей – источник логического реализма и проблемы универсалов, которая, сформулированная Боэцием (VI – 1) и снова подробнее святым Ансельмом (XI – 2)