один недостаток такой формы в том, что в диалоге часты повторы и многословие, угрожающие целостности темы.

Стиль Платона – это высшая ступень аттической прозы золотого века, когда греческий язык был еще чист. Он легок и вместе с тем изящен, приправлен юмором и поэзией, богат метафорами, очень гибок и полон неожиданностей. Несмотря на сухость многих доводов, Платону часто удается поразить воображение читателей и очаровать их. Сказанное особенно верно, если читать Платона в оригинале.

Необходимо сделать одно признание. Многие похвалы в адрес Платона неискренни, потому что написаны людьми, не обладающими достаточными познаниями в древнегреческом. Для того чтобы в полной мере оценить литературные достоинства текста, понять все тонкости авторской мысли и авторского языка, необходимо очень хорошо знать язык. Нужно настолько глубоко знать лексику и грамматику, чтобы думать не о них, а только о живом течении, ритме, образах, интригующих ассоциациях между идеями и формой их выражения. Восхищение стилем Платона, выражаемое людьми некомпетентными, – любопытная форма снобизма. Данный недостаток не стоит недооценивать; он помогает воспитать любовь к греческим идеалам и не пресечь преподавание греческого языка.

Политика. Великое предательство

Насколько можно судить по его сочинениям, большое место в преподавании Платона в Академии занимали политические вопросы или, скажем, политика и мораль, две темы, которые были (и всегда будут) очень тесно связаны. Хороший гражданин, не говоря уже о хорошем политике, должен для начала быть хорошим человеком. Только три труда Платона посвящены главным образом политике, но их общая составляющая значительна. Свои политические идеалы он объяснил в среднем возрасте в «Государстве»; позже некоторые идеи в более отточенном виде появились в «Политике», а в конце жизни он написал самую большую из своих книг, «Законы». «Законы» стали практическим приложением его политических мечтаний к человеческой слабости. В книгу вошло огромное множество материала, регулирующего все стороны публичной и частной жизни. Как таковая она оказала огромное влияние на эллинское и римское законодательство. Многие своды законов были составлены и введены в действие до Платона, но едва ли до него можно говорить о юридической философии. Поэтому Платона можно назвать основателем юриспруденции.

Чтобы понять ход мыслей Платона, нельзя забывать о политической обстановке, в которой развивалось его мышление. Он был детищем Пелопоннесской войны; он был свидетелем не только сокрушительного поражения Афин, но и падения демократии. В раннем отрочестве он был свидетелем преступлений, совершаемых сначала толпой, затем аристократами. Ему было 24 года, когда Афинами правили Тридцать тиранов (404–403), чьи поборы были такими, что афиняне примирились с худшими деяниями демократов и простили их. Далее дела шли хуже и хуже. В 399 г. Сократа приговорили к смерти, а Платон вынужден был бежать из Афин. Платон был состоятельным человеком, среди его родни было несколько олигархов. Политический хаос был для него очень болезненным, приговоры друзьям и почитаемому учителю – невыносимыми. Афины того времени являли собой отнюдь не приятное зрелище; далекие Спарта и Крит казались лучше. Когда Платон писал «Государство», он уже испытал разочарование и бежал от реальности в утопические мечты. Его движущей силой стало политическое отчаяние. Нам не понаслышке известно, сколь мощной может быть такая сила. Политические страсти часто так накаляются и бывают такими горькими, что наполняют душу страданиями, ненавистью и толкают на опрометчивые поступки. Платон видел вокруг злодеяния и хаос; он страдал от безнадежности и разочарования. Дела шли все хуже и хуже; можно предположить, что Академия, которую могли посещать лишь те, кто располагал свободным временем, стала колыбелью недовольства. Автор «Законов» был раздраженным стариком, исполненным злобы и страха. Он ненавидел толпу, но превыше всех – демагогов. После того как его предубеждения оформились, он превратился в старого доктринера, не способного видеть ничего, кроме собственного отражения, не способного слышать ничего, кроме отголосков собственных мыслей. Что хуже всего, Платон, знатный афинянин, восторгался теми самыми спартанцами, которые разбили и унизили его родину. Платон был свидетелем социальной революции, но не сумел ее вынести. Больше всего его заботило одно: как ее остановить?

Особенно трудно понять его восхищение Спартой, так как мы можем сравнивать Афины со Спартой с такого далекого расстояния, что наши суждения будут, естественно, более беспристрастными и объективными. Если спросить себя, что каждое из государств дало миру, ответ будет однозначным. Наш долг перед Афинами безмерен, наш долг перед Спартой ничтожен. Современникам Платона это не было так же очевидно, как нам. Во-первых, они страдали от тягот войны и послевоенной разрухи, от поражения и плохого управления. Нам не приходится нести такое ужасное бремя, поэтому можно сосредоточиться на литературном и научном наследии Афин и духовной несостоятельности Спарты. Великий афинянин, превозносящий достоинства спартанцев, напоминает недовольных американцев (ни в коей мере не великих людей), которые настолько далеко зашли в своей ненависти к собственному правительству, что готовы были восторгаться фашистами и нацистами. Конечно, поведение Платона озадачивает, ведь он был философом. Однако на его примере можно сделать вывод, что политические пристрастия способны одурачить и самых лучших.

Однако безумие философа, скорее всего, принимает особую, философскую окраску. Мы видели, что платоновской концепцией Вселенной управляет теория Идей; изменяемый видимый мир – лишь слабая копия неизменного невидимого мира. Эта система самым естественным образом распространилась и на политику, где процессы распада и разложения проявлялись сильнее, чем где бы то ни было. Афинская политика представляла собой смрадное болото. Платон придумал политическую утопию и нашел в ней прибежище. В его «Государстве» описан идеальный полис, совершенный по определению и неизменный. В этом идеальном полисе не действует закон нарастающей коррупции и нарастающей продажности. Как мог Платон придумать столь идеальное, небесное государство и сделать невидимое видимым и осязаемым? Как мог он льстить себе, что город-государство, рожденное у него в голове, будет идентичен божественному городу и его можно будет принять без какой-либо критики, как образец окончательного совершенства?

Как бы там ни было, у него в голове перемены приравнивались к коррупции. То же можно сказать о любом консерваторе, но Платон доказывал свою точку зрения с помощью теории Идей. Неужели такое метафизическое доказательство может стать решающим? Что еще примечательнее, Платон как будто верил в возможность создать совершенное, идеальное государство. Он как будто верил, что такое государство будет жизнеспособным и, возможно, просуществует долго, а политические перемены можно остановить. С таким же успехом он мог попытаться остановить вращение небесных сфер.

Давайте внимательнее рассмотрим его утопию. Государство, созданное Платоном как идеальный образец, мало; оно так же мало или меньше, чем Афины. Могло ли такое государство настолько отгородиться от