Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А во‑вторых, виртуальное содержимое сознания может быть столь разрушительным, что оно ни в коей мере не соответствует пафосу этого высказывания. Стандартная ошибка как маленьких, так и больших людей: Гейне судил о других по себе самому. А ведь «в душе у некоторых так наплёвано, что они брезгуют заглядывать туда». Людям свойственно абсолютизировать свои сильно выраженные качества. Как говорила г-жа де Сталь, «человек твёрдый приписывает всё воле, человек восторженный — воображению, человек чувствительный — любви». Те, для кого их внутренний мир неизмеримо важнее внешнего, полагают, что начало всего в них самих или в чём то надмирном, имеющим больше общего с их внутренним, чем видимым миром. Это мировидение послужило истоком идеализма.
Если читатель помнит, Канта в этом мире поражали две вещи: звёздное небо над головой и нравственный закон внутри человека. Наука заметно продвинулась вперёд, и выяснилось, что внутренний мир человека устроен сложнее, чем звёздный над его головой. Этой сложностью и обусловлено появление феномена нравственности, и столь причудливая картина её наличия и отсутствия в людях.
Внутренний мир находится преимущественно в памяти. А наша память — это что то удивительное. Это понимаешь, стоит только задуматься, как согласованно и взаимодополняюще работают её различные виды: кратковременная, долговременная, семантическая, процедурная, образная, эпизодическая, зрительная, автобиографическая. Благодаря им голова порой вмещает целый мир с тончайшими нюансами его переживания от невесомой лёгкости, влюблённости, праздничности, подъёма до физической боли, страха, тоски и стыда. Начав перечислять сохранённые в ней вспышки впечатлений, погружаешься в бездонность своей жизни и, кажется, нет конца этой цепи воспоминаний.
В дворянских усадьбах ХХ века не было телевизора и интернета, которые сегодня служат средством заполнения внутренней пустоты. Единственным способом её заполнить было создание внутреннего мира, для чего детей обучали игре на фортепьяно, рисованию, большое распространение получили дневники, альбомы, куда гости записывали стихотворные послания. Внутренний мир, если уж он возник, неизбежно шире самого деятеля, пребывающего в прозаической реальности. Хорошо об этом сказано И. Буниным в «Жизни Арсеньева»: «Почему с детства тянет человека даль, ширь, глубина, высота, неизвестное, опасное, то, где можно размахнуться жизнью, даже потерять её за что-нибудь или за кого-нибудь? Разве это было бы возможно, будь нашей долей то, что есть, «что бог дал», — только земля, только одна эта жизнь? Бог, очевидно, дал нам гораздо больше».
Будучи существенно ограничен извне, человек свободен преимущественно внутренне. И это внутреннее пространство свободы поистине бесценно. Спиноза считал, что человек при всей его несвободе в состоянии уменьшить свою детерминированность. Для этого ему надо обуздать свои страсти, которые делают его слепым, и осознать самого себя. Это достигается мудрым, которого Спиноза противопоставляет невежде. Понятно, что «мудрый» и «невежда» — это соответственно деятели высокого и низкого уровней. Говоря о трудности пути к мудрости, Спиноза заключает: «В самом деле, если бы спасение было у всех под руками и могло бы быть найдено без особого труда, то как же могли бы почти все пренебрегать им? Но всё прекрасное так же трудно, как и редко».
Полярная противоположность внутреннему миру возникает на больших отрицательных уровнях. Вполне очевидный пример — Пикассо. А то, что мы традиционно понимаем под внутренним миром, имеет знак «плюс», и факт наличия этого мира является признаком созидательности высокого уровня. Как утверждал С. Лец, «граница ада и рая всегда проходит через нас», но замечательное свойство внутреннего мира заключается в том, что он, сформировавшись, отодвигает эту границу за пределы нашего «Я».
Внутренний мир более осязаем, чем уровень, легче поддаётся диагностике вследствие своей большей очевидности. Его наличие, как правило, служит надёжным свидетельством незаурядной высоты деятеля. Высокие живут не во внешнем, а преимущественно во внутреннем мире. «В пустыне нет красоты, красота в душе араба». Мы через художественные произведения познаём не мир вообще, а внутренний мир этих творческих личностей. И пусть произведения Каналетто, величайшего мастера венецианской ведуты, являются документом, скрупулёзно фиксирующим детали архитектуры и быта, а пейзажи Ван Гога передают больше смятение автора, чем подлинность натуры, но у обоих художников был, безусловно, богатый внутренний мир. Достоинством Каналетто было ощущение венецианской утончённости и праздничности, которые он передавал с необычайной достоверностью.
Если внутренний мир так и не сформировался, то зияющую внутри пустоту нечем заполнить, и от порождённого ею чувства одиночества не избавиться. Одиночество — это не когда человек живёт один, а когда ощущает себя одиноким. Религия предлагает идеальное средство избавления от одиночества, по сути сводящееся к строительству внутреннего мира. Святые отцы, находясь в уединении, не чувствовали себя одинокими, потому что в Боге они находили всё: любовь, помощь и утешение. Святитель Николай Сербский писал: «Я не боюсь одиночества без людей, я боюсь одиночества без веры».
4.17. Проблема моделей
Реальность столь сложна и разнообразна, что изучать её в лоб, с учётом всех деталей и моментов, задача невыполнимая. Учёный должен уметь выбирать главное и исключать второстепенное. В результате он получает модель действительности. Модели учитывают немногие, но принципиально важные для целей конкретного исследования, свойства. Идеальная модель — это действительность без лишних деталей. Упрощать — в природе человека. Мы, сами того не осознавая, строим в своей голове модели, и в них, а не в реальности, живём. К сожалению, в этих моделях, зачастую главное как раз-то и отсутствует.
Самой распространённой структурной моделью представителя вида, к которому все мы принадлежим, является модель под названием «человек». Ему приписывается множество позитивных качеств, которыми большинство людей в реальности не обладает. И вот этот «человек» грабит, убивает, развязывает кровопролитные войны. Учёные удивляются: как же так — такая приятная модель, и вот на тебе, так отличается от действительности.
Негласное принятие этой модели в качестве фундаментальной существенно затормозило наше продвижение к пониманию феномена человека. Мы постоянно встречаемся с рассуждениями о «человеке вообще» или в лучшем случае о «человеке в нашей культуре». Например западноевропейской. Вот пример рассуждения Хорни: «Человек в нашей культуре слишком сильно чувствует, что