люди весьма высоких уровней, но их оказалось недостаточно, чтобы победить.

Более сложную модель сымпровизировал в своей статье в газете «Новая жизнь» за март месяц 1918 года постоянно шатающийся то туда, то сюда М. Горький. «Сегодня Прощёное Воскресенье. По старинному обычаю в этот день люди просили друг у друга прощения во взаимных грехах. Это было тогда, когда на Руси существовала совесть… В наши кошмарные дни совесть издохла. И за всё это — за всю грязь, кровь, подлость и пошлость — притаившиеся враги рабочего класса возложат вину именно на рабочий класс, на его интеллигенцию, бессильную одолеть моральный развал одичалой массы». В этой модели Горького пять компонентов: масса, рабочий класс, его(?) интеллигенция, его враги и совесть. Совесть издохла, масса одичала, интеллигенция ничего поделать не может, враги, четвёртый компонент системы, безвариантно возложат вину на рабочий класс. Который, таким образом, является жертвой. Здесь Горький, проявив свою «политическую незрелость», существенно разошёлся с Марксом и Лениным, которые полагали пролетариат самым передовым классом. А отнюдь не жертвой, на которую каждый, кому захочется, может возложить вину.

Неправы все трое. История, когда окончательно разберётся, возложит вину на разрушителей, среди которых были представители и массы, и пролетариата, и интеллигенции. Именно разрушители одичали. Остальная часть народа не смогла оказать им сопротивление, а ещё не оформившаяся в полной мере российская элита, которая должна была организовать это сопротивление, оказалась не на высоте. Этот пример, взятый из бесконечного множества других, показывает, что структурная модель не работает до тех пор, пока в неё не будут, как минимум, введены два вектора деятельности: созидательный и разрушительный.

Допустим, нам даётся право выбора, к какому «народу» принадлежать. Строго говоря, народом следует называть хорошо структурированное и преимущественно созидательное множество людей, а в противном случае — это сброд. Поэтому надо выбирать «уровневый» народ, а не пассивный сброд. Там достойные и доблестные имеют наибольшие возможности. Уровневое мировоззрение, уровневая организация принципиально таковы, что они не запрещают кому-либо расти, не ограничивают возможности самореализации. Но в отличие от либерального общества, где позволено всё, что соответствует принципам превратно понимаемой свободы, в уровневом обществе позволено всё, что приводит к росту уровня. А в структурной модели (при воплощении её в реальность) народу не позволено, во избежание осложнений, ничего, кроме подчинения.

4.18. Что даёт уровневая модель?

Разработанная автором двухвекторная модель получает дальнейшее развитие делением областей разрушения и созидания на уровни деятельности. Это то, что в ранее существовавших моделях порой намечалось, да так и не сбылось. Вот один из примеров этого: Ш. Бодлер предлагал «изучать всеобщий и вечный закон градации, постепенности и неспешного продвижения вперёд, при котором сила всё нарастает, как сложные проценты в финансовом деле». Невольно вспоминаются упомянутые выше диалектика и экстремология. Как всё-таки они «гордо реют» над трусливо прячущейся то ли среди утёсов, то ли где то ещё «постепенностью». Вот тебе и Бодлер! А ещё «Цветы зла» написал. Ну какое же зло в «постепенности»? Оно как раз в диалектике и экстремальности разрушителей. А вот это прозрение закона градаций, отнюдь не какой — то цветочек, а внушительный плод. А самым интересным следствием его в области человеческого является градация уровней деятельности.

В народе живёт потребность в героях, она следствие системного инстинкта выживания. Без героев системе не выжить. Они существовали уже в самых древних мифах. Гильгамеш у шумеров, Геракл у древних греков, у каждого народа есть свои могучие Ильи Муромцы. Предания и летописи доносили до нас имена прославленных полководцев, могущественных правителей, «святых мучеников».

Увы, наука оказалась столь ненаблюдательна, что героев она не увидела, и огромная разница между людьми осталась «незамеченной». Едва ли не первым не просто обратившим внимание на разность между людьми, а понявшим её значение был выдающийся русский философ К. Н. Леонтьев. Он полагал, что глубокая естественная дифференциация в человеческом сообществе (психологическая, социальная, политическая, профессиональная и т. д.) является той основой, без которой невозможно развитие. При этом, считал он, разница между людьми столь велика, что впору относить их к разным подвидам. И это не слишком большое преувеличение. Человек во многих ситуациях воспринимает другого, как опасного чужака или жертву, то есть не равного себе, а принадлежащего к какому-то другому множеству. У животных существует запрет на уничтожение собратьев по виду. Последнее приводило бы к уменьшению выживаемости вида, а в природе процессы направлены на увеличение жизни. Однако среди людей разрушительность по отношению к подобным себе получила необычайное распространение. Люди уничтожают себе подобных в огромных количествах. По отношению к ним не срабатывает реакция, генетически определённая как «реакция на представителя своего вида».

Это имеет филогенетические корни: у примитивных народов человек из другого племени, даже из соседней деревни, считался совершенно чужим и не заслуживал никакого сочувствия. Как следует из уровневой модели, деятели более низких уровней более склонны воспринимать других как чужаков, и в тем в большей мере, чем больше разница в уровнях. С ростом уровня люди всё в большей степени склонны считать себя собратьями, в первую очередь с деятелями своего уровня, но в какой-то мере, и с деятелями других уровней, даже с животными, всей живой природой. На самом последнем этапе нашей эволюции, как итог этих перемен, возникло представление о наших «братьях меньших». Показательно, что воспринимать других, как братьев, учит христианство. Это один из столпов веры. Так должен поступать истинный христианин. Теперь мы понимаем, что истинным христианином наши предки полагали верующего, достигшего достаточно высокого уровня. Таким образом религиозное и деятельностное представление о высоком уровне в самом существенном совпадают. И что, как не уровни, есть эти подвиды, деление на которые в явном виде Леонтьев так и не произвёл? Один из самых проницательных, Э. Эрикссон, ввёл термин «псевдовидообразование». Но единственное правильное решением этой проблемы даёт уровневая модель, вводящая представление об отличиях не псевдовидовых, а уровневых.

Суть всего изложенного выше заключается в том, что всё, что мы делаем, принадлежит тому или иному уровню деятельности. Всё наше бытие поделено на уровни, понимаем мы это или нет, признаём или нет. Уровень — это наиболее обобщённый способ описания и оценки деятельности, а, следовательно, и нас. Уровневая модель, являющаяся так же шкалой деятельности, позволяет оценивать деятельность количественно. Уровень это тот инструмент, воспользовавшись которым, представления о человеке, носящие описательный характер, получают возможность стать наукой. Уровень является системообразующим параметром, который присутствует во всех видах и формах деятельности и позволяет их рассматривать с наиболее общей точки зрения, выявлять наиболее фундаментальные закономерности.

Уровневая шкала оказывается