Все еще держа в руке свидетельство о смерти, я без лишних слов подошел к окну: мне нужна была минута, чтобы собраться с мыслями. Огромным усилием воли я заставил себя сосредоточиться. Нет, Захария аль-Нассури вовсе не мертв: я был уверен, что Лейла Кумали говорила по телефону со своим братом. Я слышал в записи голос Сарацина и познакомился с его сыном. Анализ ДНК не лжет.

Что означает это давнее свидетельство о смерти? Мне понадобилось лишь мгновение, чтобы найти ответ, и он оказался гораздо хуже всего, что я только мог вообразить. Я почувствовал себя так, словно мой желудок завязался в узел, и, должен признать, несколько ужасных мгновений находился на грани отчаяния.

Но я знал золотое правило, которое необходимо соблюдать, если хочешь, чтобы любая твоя миссия – да, пожалуй, и сама жизнь – оказалась успешной: никогда не отступать, не сдаваться ни при каких обстоятельствах. Как там сказано в песне, слова которой цитировал Шептун? «Чтоб пред Богом достойно предстать, как солдат».

Сто пар глаз пристально смотрели мне в спину, заставив обернуться.

– Захария аль-Нассури не умер много лет назад, – сказал я убежденно. – Это невозможно: у него есть шестилетний сын, мы сравнивали их ДНК.

Я видел, как тень беспокойства омрачила лица присутствующих. Выходит, я утверждаю, что саудовская разведка совершила ошибку и, следовательно, расписалась в своей некомпетентности? Я спохватился, сообразив, что здорово сглупил. Ослабив внимание и пав духом, я совсем забыл о важности лести и хороших манер. Чтобы не потонуть окончательно, я схватил весла и принялся быстро грести.

– Конечно, такая организация, как Аль-Мабахит Аль-Амма, все сотрудники которой обладают огромным опытом и имеют высокую квалификацию – я уж не говорю о ее достойных руководителях, – может знать какие-то обстоятельства этого дела, которые нам неизвестны.

Фраза получилась такой слащавой, что могла вызвать диабет, но лесть сделала свое дело: все расслабились, заулыбались, принялись одобрительно кивать.

Я указал на документ:

– Полагаю, что в последние недели войны Захария аль-Нассури купил фальшивое свидетельство о собственной смерти где-нибудь на задворках Кабула, а может быть, даже подкупил афганского чиновника, чтобы получить его.

– Но почему он это сделал? – спросил директор.

– Потому что он был моджахедом и понимал, что люди вроде нас с вами не оставят его в покое. Кто знает, может быть, уже тогда этот парень собирался участвовать в новой, куда более грандиозной войне. Прежний Захария умер, он принял другое обличье. И сделать это оказалось совсем не трудно. Афганистан, Пакистан, Иран – весь этот регион был охвачен хаосом, погряз в коррупции. – Я сделал паузу, собираясь с силами, чтобы признать свою неудачу, и заключил: – Думаю, что он, так или иначе, получил паспорт на новое имя.

Директор изумленно уставился на меня:

– Вы хотите сказать, что мы не знаем ни его имени, ни страны, под флагом которой он путешествует? То есть совсем ничего?

– Совершенно верно – ничего, – кивнул я, стараясь скрыть опустошение, которое испытывал. – Но в арабском мире кто-то наверняка слышал о мужчине его возраста, бывшем моджахеде, изгнаннике, отец которого был казнен в Саудовской Аравии. Сколько может быть таких людей? Нам придется искать эту нить.

Директор призадумался, его часы стоимостью миллион долларов отсчитывали секунду за секундой.

– Если даже такие сведения и есть, в компьютерных файлах их не найти, – высказал он наконец вслух свои мысли. – Быть может, мы случайно сталкивались с чем-то подобным давным-давно: надо посмотреть в папках с бумажными документами…

Он отрывисто заговорил по-арабски, отдавая приказы. Видя эту резкую вспышку активности, я понял, что сейчас вызовут подкрепление из аналитиков и расследователей, а также опросят сотрудников, давно вышедших в отставку, но, возможно, сохранивших в памяти что-то важное. Будут привлечены десятки опытных агентов, которые незамедлительно ринутся к лифтам, едва успев захватить с собой ноутбуки и сигареты.

Директор указал на группу своих подчиненных:

– Это главная поисковая партия: они начинают прочесывать бумажную документацию. Еще пара сотен человек займется этим, но быстрого результата я не обещаю. Наверху есть квартира: не желаете отдохнуть?

Я поблагодарил его, зная, что из этого ничего не выйдет. Взглянул на часы: через шесть часов моего звонка будут с нетерпением ждать в Овальном кабинете двое мужчин. Посмотрел в окно на усеянное звездами небо. Где-то здесь неподалеку есть пустыня, которую за ее необъятные размеры называют безбрежным морем. Я вновь вспомнил Сарацина.

Т. Э. Лоуренс, более известный как Лоуренс Аравийский[23], немало знал об этой части мира и о живущих здесь людях. Он говорил, что мечтатели очень опасны, потому что стремятся воплотить свои грезы в жизнь. Мечтой Захарии аль-Нассури было уничтожить всех нас, а моей – поймать его. И я гадал, кто из нас двоих, проснувшись утром, обнаружит, что его страшный сон начал сбываться.

Коридоры тянулись целые мили, по обеим сторонам располагались монолиты стеллажей, приводимых в движение электродвигателем. Достаточно было ввести на пульте управления шифр документа, имя или любые другие данные, и полки бесшумно раздвигались, открывая нужные архивные ящики. Создавалось впечатление, что ты находишься внутри компьютерного жесткого диска.

Бумажные архивы занимали восемнадцать совершенно идентичных этажей. В течение многих десятилетий они заполнялись сырым материалом наблюдений, подозрений и измен. Это хранилище было спрятано глубоко под зданием регионального отделения Аль-Мабахит Аль-Амма и соединено с ним огромным вертикальным атриумом. Сейчас этот комплекс был наводнен людьми, рыскающими среди стеллажей и вытаскивающими из картотек архивные ящики. Директор сдержал свое слово: к работе были привлечены все агенты и аналитики, которых удалось найти.

Я прошел через конференц-зал и занял место рядом с несколькими старшими агентами на командном пункте, нависшем над атриумом. Я наблюдал, как на всех этажах мужчины развязывали пожелтевшие бумажные папки и просматривали гору документов, ища любую ссылку, малейшее упоминание о мужчине, чей отец был казнен в Джидде много лет назад.

Три часа я смотрел, как они шерстят эти папки с бумагами на арабском. Все это время я находился внутри огромного свода без окон в компании парней, которые не притрагивались к алкоголю, но выкуривали по тридцать сигарет в день. Эти три агента явно считали себя крутыми, самому младшему из них недавно исполнилось двадцать. Парень был настолько туп, что я невольно подумал: уж не приходится ли коллегам поить его водой с ложечки? Я считал каждую минуту и был близок к отчаянию как никогда в жизни. Естественно, когда один из моих соседей сказал, что первая группа отправляется беседовать с людьми, которые, если нам повезет, помогут восстановить утерянную нить повествования о жизни Сарацина, я надел пиджак и присоединился к ним.