если бы мне пришлось говорить с Царем с глазу на глаз, то я сказал бы Ему: Царь-Батюшка! Ты Помазанник Божий, волен Ты распоряжаться над всеми подданными, но я — священник, и служба моя выше Твоей, я имею право не согласиться с Тобой, ибо Богом мне разрешено учить и Тебя, и министра, и графа, и простого мужика; для меня все люди равны. Вот что я сказал бы Царю».

По поводу же критиков, внезапно занявших монархические позиции и упрекавших его за противоречие царской отметке, о. Илиодор сказал следующее: «появились у Государя новые советчики, те самые, которые раньше кричали: „Долой Царя, долой самодержавие!“. Хороши защитники; им не клади пальца в рот — откусят; у них зубы остры, и они этими острыми зубами только и делают, что подгрызают Царский трон. Подымите хоть одну доску у рундука трона и, о ужас, что вы там увидите. Разные черви и гады подгрызают и подкапывают трон. Как много разной дряни под Царским троном! Сыпьте скорее на них порошок, поливайте карболкой!».

После Высочайшей резолюции о. Илиодор ничуть не смягчился по отношению к покойному. В речи 14.XI священник говорил, что писатель не умер, а «издох», как животное. «И какая страшная и душевная драма постигла этого страшного зверя-льва перед смертью. Он бежал из дома, как это делают умные собаки, когда взбесятся: они тоже убегают из дома, куда глаза глядят. И Толстой тоже был бесноватый. Он побежал в монастырь, хотел покаяться, примириться с церковью, но Бог этого не попустил». В последующие недели о. Илиодор продолжал порицать Толстого.

Внимание проповедника привлекла и смежная, но более близкая тема. Вслед за Государственной думой чествование памяти Толстого поддержала и Царицынская городская дума — сначала почтила покойного вставанием, затем послала соболезнования его семье.

О. Илиодор неоднократно выражал свое возмущение действиями думы и других «царицынских кощунников» в этом деле. Например, 21.XI он говорил: «Дума почтила вставанием умершего графа Л. Толстого, там умрет Милюков… и вот наша Дума только и будет делать, что вставать да садиться. На мостовых лошади ноги ломают, живые люди будут от тряски умирать, а мертвые воскресать, обыватели без воды умирают, а наша Дума все это забыла».

Вместе со своими приверженцами о. Илиодор послал в городскую управу протест против думской телеграммы семье Толстого. Управа ответила, что, согласно Городовому положению, делать ей замечания предоставлено лишь губернаторской власти, поэтому протест илиодоровцев незаконен и «подлежит забвению». Совет Союза вернул пакет нераспечатанным, поясняя, что имел право протестовать на основании собственного устава.

Новые планы

В новый 1911 год о. Илиодор вступал с целым ворохом планов и проектов.

Еще 31.X.1910 в монастыре была торжественно открыта аудитория «Братского союза». Собралось 2,5 тыс. чел. Отслужив молебен, о. Илиодор произнес проповедь, в которой назвал аудиторию вторым храмом. «Там мы будем молиться Отцу Небесному и искать путей для достижения Царства вечного на небеси. Здесь же будем учиться защищать самодержавного Царя земного и учиться устраивать свою жизнь земную».

Лейтмотивом проповеди стали слова пророка Иеремии: «Оттачивайте стрелы, наполняйте колчаны и берите священное знамя против стен Вавилона». Под Вавилоном проповедник разумел «изменников, богохульников, соблазнителей и развратителей русского народа». Для борьбы с ними и открывается эта аудитория, в которой «мы будем учиться, как заставить всех этих кощунников ходить по струнке. Они хотя и считают себя людьми образованными, а не держат себя порядочно и даже делать что-нибудь порядочно не умеют. Поэтому всех этих Филимоновых, Максимовых, инженеров Поповых и всю другую шушеру и паршивых граждан необходимо учить».

Аудитория стала местом не только партийных, но и чисто деловых собраний, которые проводил о. Илиодор.

Теперь, после открытия аудитории, о. Илиодор вернулся к своей мечте и обратился к преосв. Гермогену с ходатайством о возрождении «Братского союза», на что, очевидно, последовало согласие.

Цели нового учреждения о. Илиодор выразил так: местный союз «будет служить устрашением для разных царицынских жуликов и мошенников». Предполагалось сообща преследовать беззаконие, начиная от подпольных кабаков и сквернословия и кончая поношением Бога и Царя. Например: «Если член „Братства“ услышит ругань на улице, площади или пристани, — сейчас должен позвать городового и доставить ругателя в участок. Если же городовой этого не исполнит, то запиши номер его бляхи и городовой будет наказан».

Эдакий добровольческий союз шпионов! Символично, что все это говорилось уже не в храме, а в новой аудитории, где о. Илиодор, очевидно, ощущал себя не духовным пастырем, а военачальником. Возвращались почаевские времена и методы.

Отныне о. Илиодор стал рассылать телеграммы не от лица «многих тысяч народа», а от имени совета Союза, что, конечно, было технически куда проще.

Союз имел успех. К декабрю записалась почти тысяча человек.

После эпизода с погорельцами еп. Гермоген предложил учредить благотворительное Иоанновское братство, посвященное покойному отцу Иоанну Кронштадтскому. Братство было создано в декабре 1910 г.

Докладывая преосв. Гермогену, что открытие «Иоанновского попечительства» «совершилось скоро и для православного народа незаметно» ввиду «пожарной горячки», о. Илиодор испрашивал благословения провести учредительное собрание 20.XII, в годовщину кончины «дорогого батюшки». После панихиды народ должен был проследовать в аудиторию и там избрать членов совета мирян соответственно числу царицынских приходских священников, которые должны были войти в совет полным составом. Председатель не подлежал избранию, поскольку таковым о. Илиодор уже назначил самого себя.

«Иоанновское братство» было задумано как «братство о бедных», нечто вроде страхового общества, где из членских взносов формировался капитал для помощи тем, кто попал в беду. «Я сам пойду по домам и зажиточных людей, и бедных», — говорил о. Илиодор.

О. Илиодор предполагал создать также общество трезвости, членам которого вменялось в обязанность доносить на подпольные кабаки. «Если кто узнает про тайные шинки, где продают водку, — запиши двух свидетелей и иди в монастырь. У нас будет здесь свой адвокат и особый судный стол. Действовать мы будем от имени „Братства“ и действовать через начальство, которое будет закрывать шинки и этих народных отравителей привлекать к ответственности»..

Духовно-просветительное направление тоже не было забыто. Памятуя о своих почаевских успехах, о. Илиодор предполагал наладить при аудитории типографию для издания газеты, журнала и отдельных брошюр.

Для денежного обеспечения этих проектов предполагалось выхлопотать у преосв. Гермогена десятую часть монастырских доходов.

Уход гр. Татищева

Конец 1910 года принес потрясающее известие. Гр. Татищев, отчаявшись одолеть преосв. Гермогена, отказался от борьбы и подал в отставку якобы по домашним обстоятельствам[1]. Ожидаемая «блестящая карьера большого государственного деятеля» оборвалась самым нелепым образом. Причина была ясна даже непосвященным лицам: граф «сломал себе» «шею в борьбе с Гермогеном и Илиодором».

О. Илиодор ликовал: гр. Татищев вслед за Бочаровым лишился своего поста за то, что притеснял