затем… расстреляны самым варварским способом (снимали предварительно всю одежду и обувь, заставляли бежать по снегу и вслед пускали пулю)». Организатором бойни и повальных грабежей горожан стал беспощадный односельчанин Бабкина С. И. Накладов (характерны его слова в 1933 году, когда он оказался под судом: «Был я красным командиром и еще не раз буду им впереди, убил я более 20 человек всякой сволочи и, если придется, еще убью столько же»)[2455].

В том же январе бойцы 1‐й Иркутской бригады расстреляли в приангарской деревне Усть-Куда 12 каппелевцев и сына священника «за их расправу над крестьянами»[2456]. Советские органы власти Прибайкалья в первые месяцы года то и дело призывали население прекратить самочинные расправы и грабежи[2457] – впрочем, без особого успеха.

Революционные власти на местах пытались с помощью общественного мнения отфильтровывать «настоящих» партизан от всяческих авантюристов и разбойников. Созванный 30 декабря 1919 года ревком Тарсминской волости Томского уезда постановил иметь при волревкоме отряд в 30 партизан, а при сельревкомах – по пять вооруженных партизан, «в партизаны же зачислять только надежных лиц по рекомендациям обществ»[2458]. Но далеко не везде была возможность быстро покончить с партизанской вольницей. Там, где партизанщина была представлена в основном мелкими и немногочисленными отрядами, тоже хватало крови и грабежей. Так, начальник 6‐го района милиции писал из села Гутово 10 января 1920 года главе Новониколаевской уездной милиции Томской губернии, что в Коуракской, Дергоусовской, Гутовской и других волостях действуют партизанские отряды, которые не подчиняются приказам и «творят массу бесчинств»[2459].

В те же дни, 26 января, заведующий Томским губотделом управления П. С. Александров писал в РВС-5, Сибревком и губревком: «Проходящие части 4‐го добровольческого батальона, Седьмого полка Красных Орлов и другие мелкие партизанские отряды чинят насилия [над] населением[,] производят обыски[,] незаконные реквизиции[, подобные] случаи были [в] Вагановской, Борцовской и Каменской волостях. Действия мелких отрядов ликвидировались местными властями. Прошу распоряжения [к] прекращению незакономерных действий». Каменский волостной ревком отмечал, что от всех селений, где стоят части 7‐го полка «Красных орлов», поступают жалобы на самочинные обыски, на реквизиции продуктов и вещей «за расписки без печатей». В селе Мотково «орловцы» забирали себе что хотели со словами «власть наша»[2460].

Командир небольшого партизанского отряда Н. А. Зверев, бывший в 1918 году председателем Берского волисполкома, где налагал контрибуции и, по его словам, «слабил паразитов», а затем с кучкой сторонников присоединившийся к Г. Ф. Рогову (они влились в 10‐й батальон, став «Кавалерийским отрядом налетов Зверева»), смог в конце декабря 1919 года «с остатком отряда» избежать разоружения, постигшего роговцев[2461]. Немедленно прибыв в Берское[2462], он со своей шайкой произвел в этом селе массовые аресты по личным счетам, после чего, по сообщению местного ревкома, отправился в Новониколаевский губревком «c целью добиться от… [них] или Коменданта, а быть может[,] Начальника Гарнизона – полномочий на предоставление ему полной свободы действий, переименовав свой отряд из партизанского в экспедиционный карательный». Ревкому оставалось только жаловаться: «Три дня тому назад нагрянул в Берск Уполномоченный [партизанской] Конт[р]-разведки г[орода] Камня и произвел в 2 часа ночи без ведома Ревкома ночные аресты[,] Которыя[,] кстати сказать[,] ни чем не вызывались, теперь приступил[и] к „работе“ партизан[ы] Зверева, завтра кто[-]нибудь еще и т. д.»[2463]

Аналогичные сведения в первой половине 1920 года поступали из многих западносибирских районов. Так, партизаны из 4‐го запасного батальона Г. Ф. Маликова (из 312‐го полка РККА), следовавшего от Кузнецка к Новониколаевску, в селе Вагановском Щегловского уезда отбирали у населения белье, подушки, шали, ковры, швейные машины, перины, женскую одежду, масло, чай. В том же январе 1920 года в Чилийской волости Томского уезда некий И. Л. Кагаз обложил девятерых хозяев контрибуцией от 3335 до 7 тыс. рублей[2464]. В марте Кольчугинский ревком сообщал, что отряд Маликова, командированный в Новониколаевск на охрану линии железной дороги, самовольно остался на копях Кузбасса, будучи «…дезорганизован анархоголовотяпским элементом… [начинающим] пьянствоват[ь], избиват[ь] арестован[н]ых [в] публичных [местах]»[2465].

В апреле руководитель Новониколаевской (Томской) губЧК С. Л. Пупко, выступая на конференции сибирских чекистов в Омске, упоминал, что в полосе отчуждения железных дорог «шныряют разные партизанские отряды» и это вызывает просьбы со стороны местных властей обеспечить железнодорожникам необходимую охрану[2466]. Таким образом, до весны 1920 года грабительская активность неразоруженных мелких отрядов (а также и тех, что официально стали частями РККА) во многих местах была весьма велика, доставляя большие проблемы как населению, так и властям.

Между тем сибирские партизаны крайне возмущались своим разоружением и имевшимся либеральным, как им казалось, отношением к белым, повсеместно требуя широкого красного террора и решающего участия повстанцев в мероприятиях большевиков. Коммунистические власти Алтайской и других губерний в определенной степени поддерживали партизанскую стихию, будучи не в силах справиться с ней даже после разоружения частей Е. Мамонтова, И. Третьяка, М. Козыря и др., а также усматривая в повстанческом терроре полезную чистку как от прямых представителей колчаковской власти, так и от всех, ей сочувствовавших.

В конце декабря 1919 года собралось расширенное заседание Алтайского губоргбюро РКП(б), участники которого обсудили телеграмму ВЧК об отмене смертной казни и постановили апеллировать к сибирским и центральным властям с просьбой разрешить применение смертной казни «ввиду начавшихся самосудов» и «бесчисленных запросов красноармейцев и партизан». Алтайские коммунисты уверяли, что в губернии «масса контр-революционеров[,] как местных, так [и] российских и заграничных», местное население и партизаны, «испытавшие особый ужас колчаковщины, возбуждены оставлением в живых палачей и предателей», а слухи об отмене смертной казни «уже вызвали массовые самосуды в уездах, сопряженные с возможностью гибели невинных» и вызывают недовольство [к] советской власти, подрывая доверие к ее органам[2467]. Центральные власти в ответ отнесли губернию к прифронтовой полосе, где применение смертной казни разрешалось.

Чем являлись партизаны, новое руководство Алтайской губернии представляло не понаслышке. Как вспоминал Родион Захаров, командиры 1‐го и 7‐го партизанских полков заключили пари, кто первым захватит губернский город (7‐й полк «Красных орлов» победил): «В то время настроение и дух партизан был таков, что[бы] Барнаул погромить…»[2468] Учреждение Барнаульского ревкома – шесть коммунистов и один левый эсер – произошло одновременно с занятием Барнаула 10 декабря 1919 года партизанами. По рассказу одного из партийных лидеров губернии, П. Г. Канцелярского, «…партизаны признавали власть только себя и требовали ввести в комитет 24‐х человек из своих представителей, в конце концов, так как по городу начались грабежи и разбои партизан и примазавшегося уголовного элемента[,] пришлось… принять