Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аналогичная ситуация была в Бийске. Упомянутый выше военком И. Я. Огородников из 1‐го Бийского полка Галанина, формировавшегося как раз в захваченном городе, вспоминал о ситуации декабря 1919 года: «Не придется пройти молчанием, что делали наши товарищи в городе Бийске. Здесь отряды были разношерстные. Тов. Галанин все время называл [их] [„]шабурное (по названию дешевой верхней одежды из домотканой ткани, что показывало пренебрежение Галанина к тем, кто хотел прежде всего приодеться. – А. Т.) войско[“], а также в наши ряды вливались бийские местные граждане. Тоже сколько хотите таскали с квартир ценные вещи, серебро, золото, хорошую одежду. Арестовывали разных чиновников, офицеров. Таскали в штаб арестованных[, а] из штаба полка партиями отправляли в тюрьму. Террора уже не было. Я впервые увидел у тов. Галанина золотые часы… Потом полковничье пальто серое, тоже у тов. Галанина. Зашел к ним на склад посмотреть, какой только мелочи не было натаскано. <…> Силы за собой [у меня] нет никакой, ребятки новые. Так приходилось молчать[,] где и не так дело идет»[2471].
Материалы Алтайского губоргбюро РКП(б) говорят о продолжительном бессилии «новорожденных» советских властей навести порядок в районах, контролируемых партизанами. Так, накануне Нового года партизаны открыли беспорядочную и бесцельную пальбу по Бийску, а 3 марта 1920 года бийские власти отмечали, что «партизаны в каждой деревне устанавливают свои порядки»[2472]. Губбюро 29 января того же года постановило заменить председателя Бийского уездного ревкома А. И. Попова, как не справившегося, П. Чукмасовым, однако 14 мая, отметив, что политическое положение в уезде не улучшилось, решило заменить весь состав уревкома[2473].
Коммунист П. Малиновский 6 января 1920 года докладывал барнаульским товарищам о поездке в уездный город Камень, захваченный 28 ноября 6‐м Кулундинским полком С. Т. Шевченко, 1‐м батальоном К. А. Линника из 7‐го полка «Красных орлов» и 8‐м Бурлинским полком М. Д. Чулкова: «Все места в советских учреждениях заняты повстанцами, которые стараются никаго других не пустить. Ревкома нет. <…> Повстанцы относятся враждебно к российским товарищам… На собрании командного состава партизан вынесено решение независимой от Российской власти работы. Положение в г[ороде] Камне угрожающее, может быть столкновение. Все работники Ревкома записались в партизанские отряды, иначе работать не дают. Руководителями власти там являются два анархиста[:] Воронов и Гайлит». Губоргбюро постановило передать финансовый отдел уездным большевикам, денег партизанам не давать, а Каменскому уездбюро РКП(б) аккуратно рекомендовало «держаться выжидательной политики, когда местная [партизанская] власть сама себя изживет»[2474].
Другой выступавший на том же заседании губоргбюро заявил: «…среди партизан много шкурников, но есть и сознательный элемент, выделившийся в большинстве случаев в командный состав. Так как партизаны недисциплинированны, то их бездействие и неопределенность сейчас выливается в эксцессах. Надо… скорей их влить в красную армию». Губоргбюро постановило бросить все партийные силы на агитацию среди партизан, а их командный состав «рассосать в красной армии». Тем не менее 10 февраля власти Алтайской губернии констатировали, что «партийных партизанских ячеек нет, отношение партизанских частей к партийным ячейкам отрицательное»[2475].
Завотделом управления Каменского ревкома И. Е. Громов-Амосов, сам видный партизан, в июне отмечал, что в начале года в уезде существовали три самостоятельные власти: советская, военная и партизанская – и «все жили на вулкане». Далее Громов-Амосов откровенно сообщал: «Хорошо еще то, что удалось обломать вождя партизан [И. В.] ГРОМОВА и привлечь его на свою сторону, но все же в глубине уезда формировались отряды против коммунистов. …С отдельными выходками партизан было справляться трудно…» (последние в пьяной драке убили начальника милиции И. Т. Коржаева, выгнали из города одного из лучших врачей…). Вероятно, «обломать» Игнатия Громова удалось, продержав некоторое время под замком и допрашивая о массовых убийствах населения Каменского уезда, включая детей, в период 1918–1919 годов[2476], после чего он на короткое время возглавил губмилицию.
В начале 1920 года из Змеиногорска сообщали, что 11‐й Северный полк протестует «против гуманности к белогвардейцам и допуска их в части Советских войск», а в марте представитель Рубцовского района докладывал в Барнаул: «У нас считают так, если ты не был партизан, ты плохой коммунист»[2477]. В том же марте Алтайское губоргбюро РКП(б) заслушало доклад агитаторов о работе в Славгородском уезде, где они объехали 10 крупных сел, собирая митинги с «целью узнать слабые и тревожные районы»: «Слабые – Волчиха и Солоновка до деревни Каипа. <…> Все те недоразумения, которые возникали между красноармейцами и партизанами, исходили в большинстве от комсостава Красной Армии, где были принимаемы грубо-крутые меры к партизанам, что и испортило их, и то, что без всякого предварительного объяснения, также грубо отобрано было от них оружие. Часть партизан не разоружилась – 11‐й полк [Козыря]. <…> В деревне Кабаньей и Солоновке крестьяне протестуют против разоружения партизан. Не верят воззваниям [Ефима] Мамонтова, говорят: „Не он их писал“»[2478].
О том, как партизаны преследовали всех, кто хоть как-то задевал их самолюбие, свидетельствуют материалы алтайской прессы начала 1920 года. Так, С. В. Пепеляев оказался в губЧК за «оскорбление партизан». Но чекисты учли, что он «оскорбил личность партизана, а не Советскую власть и партизанские войска», а также что им «для культурпросвета и собрания коммунистической ячейки пожертвован дом». Дело против Пепеляева было прекращено[2479].
В архиве сохранились некоторые приговоры Военно-революционного трибунала 6‐й Горно-степной дивизии за февраль 1920 года. Приговор от 6 февраля (председатель М. К. Бочаров) дал 20 лет тюрьмы «с применением общественных принудительных работ общего государственного значения» жителю Уч-Пристани Е. Я. Цывцину за участие в карательном отряде и командование отрядом «беженцев буржуазии», сопроводив это такой сентенцией: «…как уже старику[,] имеющему преклонные лета 57[,] пора бы и раскаят[ь]ся». Тогда же ВРТ осудил на пять лет тюрьмы за агитацию против Зиминского восстания жителя села Коробейниково Ивана Типикина. На следующий день перед судьями за самогоноварение предстала жительница села Верх-Слюденского Д. Фунтикова, показавшая, что гнала самогон «при казачьем разгуле для своих больных детей». Трибунальцы отнеслись к самогонщице милосердно: «…за то, что она гнала ее (самогонку. – А. Т.) ранее[2480]